– Воры! – сказал он тишине и темноте, обступавшим его скорбное ложе. – Развратники! Всех разгоню и продам!
* * *
Наступившее утро, первое утро октября, было еще ужаснее. Только теперь, промучившись без сна на диване, истомившись в измятой одежде, терзаемый чувством более тяжким, чем похмелье, – чувством вины, князь понял, в какую пропасть рухнул, разом погребя на ее дне все надежды и будущее своего сына.
– Боже… – простонал он, сжимая впалые виски, покрытые липким потом. – Отчего же я не удержался?! Где была эта тварь, Изольда?! Она здесь затем, чтобы охранять меня от игры!
Он дернул сонетку с такой яростью, что чуть не оборвал ее. Спустя минуту явился Илларион, угрюмый, державшийся настороженно, как побитая собака.
– Куда все делись? – отрывисто спросил князь. – Почему в доме так тихо? Что Борис?
– Благополучно, – ответил Илларион, глядя куда-то в угол. – А все прочие… Где им и полагается быть, на своих местах. Уж я смотрю за ними!
– Ты смотришь, пес? Уж я знаю, куда ты смотришь! – многозначительно, с угрозой произнес Илья Романович. Он ничего конкретного в виду не имел и, в общем, не был в претензии на своего дворецкого, тем более что тот служил пока вовсе без жалования. Просто он любил таким образом припугнуть слуг, намекая на известные ему одному факты, так как изначально каждого человека считал вором и мошенником.
Илларион изменился в лице:
– Я, кажется…
– То-то, что кажется! – оборвал его Илья Романович, позволяя между делом одевать себя в свежее платье, принесенное дворецким. – Говори, что сказать хотел? По роже вижу, что-то есть!
– Есть, ой, есть, ваше сиятельство! – прошептал Илларион, сверкнув черными разбойничьими глазами. – Во флигеле вот уже вторую ночь гости… И никак их не выжить!
– Гости?! – Илья Романович изумленно отнял от лица полотенце, которым утирался после умывания. – Кто таковы? Сумасшедшие, что ли? Ведь там холера!
– Да одна гостья-то и сама холерная больная… – загадочно произнес Илларион.
Князь смотрел на него, онемев, а Илларион, наслаждаясь произведенным эффектом, продолжал:
– Больную девицу зовут Маргарита Назэр, она воспитанница виконтессы Элен де Гранси… А Элен де Гранси… – Он сделал паузу, подготовляя удар. – Это Елена Мещерская, ваша племянница!
– Ты… пьян? – только и сумел вымолвить Белозерский.
– Ничуть! – дерзко отчеканил Илларион. – А привел их сюда Архип без моего ведома, старый хрыч себя барином возомнил, давно плетей не получал!
Князь молчал с минуту. Его изжелта-бледное лицо передергивали многочисленные мелкие судороги.
– Откуда она взялась? – выговорил он наконец. – Нет ли тут ошибки? В самом деле она?
– Никакой ошибки не может быть, ваша светлость! Из самого Парижа приехала, об этом и в газетах есть! И она сейчас богата, очень богата. Очень… Сверх всякой меры!
Илларион даже зажмурился, показывая, как высока эта мера.
– Зачем же она… Сюда, ко мне? – Ошарашенный новостью, Илья Романович производил впечатление человека, перенесшего легкую контузию. Его пошатывало от волнения, взгляд блуждал, ни на чем не останавливаясь.
– Я так полагаю, ваша светлость, что племянница захотела вас по-родственному навестить! – уже совсем фамильярным, издевательским тоном предположил Илларион, видя, в каком жалком состоянии находится князь. – Как же она о вас-то забудет, ваша светлость? Ведь она вам, можно сказать, всем своим богатством обязана… Если бы вы ее тогда не выгнали, откуда бы оно взялось?
И снова повисла пауза, долгая, мучительная для князя, сладостная для дворецкого, который понимал, что доставил своему покровителю самую дурную весть, какую только можно было вообразить.
– Поди прочь, – произнес, наконец, князь и тут же, опомнившись, добавил: – Нет, постой! Скажи, что – ты видел ее? Говорил с ней?
– Да уж если бы я до нее добрался, то, наверное, выгнал бы из флигеля, не посмотрел бы ни на ее деньги, ни на титул! – пожал плечами Илларион. – Вам ведь служу, кто она для меня? Только решил сперва доложить…
– Ты правильно поступил, голубчик!
Внезапно переменившийся тон князя заставил Иллариона изумленно раскрыть глаза. Илья Романович говорил мягко, в голосе его звучала признательность:
– Ты поступил осмотрительно и не поставил меня в неловкое положение перед родственницей! – продолжал между тем князь, с беспокойством оглядывая свои манжеты и поправляя в них криво сидевшие коралловые запонки, исполненные в виде тузов червей. – Не сомневайся, я тебя за это награжу! Поди, поди, голубчик, прикажи, чтобы мне принесли чаю…
Илларион, молча дивясь и предчувствуя какую-то хитрую интригу со стороны своего хозяина, вышел. Оставшись наедине со своим отражением в зеркале, Белозерский торжествующе хлопнул в ладоши. Ему ответило звонкое эхо, отразившееся от расписанного купидонами потолка.
* * *
Напившись чаю, нарядившись с помощью молча недоумевавшего Иллариона в свежую визитку, Белозерский отправился во флигель. Прежде всего, он вошел в комнату к сыну.
Князь, совсем позабывший о Борисе в прошлые сутки, был рад уже тому, что найдет его живым. Но он никак не ожидал увидеть его сидящим за столом, с пером в руке, среди листов скомканной и исписанной бумаги. Архип, оправлявший постель, обернулся на скрип открывшейся двери и с трудом выпрямился:
– А вот и батюшка!
Борис при виде отца вскочил со стула, и, скомкав очередной листок бумаги, бросил его в угол. Он все утро писал письмо к Майтрейи, и каждый новый вариант казался ему хуже предыдущего.
– Мы хотели устроить вам сюрприз, – сообщил он отцу, – нынче я должен был в мундире на коне проехаться под вашими окнами, чтобы вы были совершенно покойны насчет моего состояния. Еще ночью я чувствовал слабость, но проснулся совсем здоровым!
– Считай, что сюрприз удался, – растроганно произнес князь и крепко обнял сына. – Я ведь уже не надеялся застать тебя живым, мой мальчик! Ты бредил и не приходил в сознание. Что же случилось? Чудо? Ведь от этой заразы люди дохнут как мухи!
– Чудо, отец… – Борис сделал паузу, многозначительно переглянувшись с Архипом. – Но у этого чуда есть имя… Если бы не доктор…
– Этот юнец? – пожал плечами Илья Романович. – Что ж, я верю только своим глазам, а они сообщают мне, что ты теперь здоров. Так что поверю я и в вашего чудо-доктора, хотя, по правде говоря, он совсем не вызвал у меня доверия. Лицо у него такое… – Князь прищелкнул пальцами, подыскивая определение. – Не располагающее к себе, странное какое-то. И видно, что чрезвычайно высокого о себе мнения! Впрочем, раз он вылечил тебя, мой дорогой мальчик, какое мне дело до его лица!
– Если бы не этот доктор, вы сейчас заказывали бы мне гроб! – пылко заметил Борис. – Его искусство достойно восхищения!
– Да я и восхищен, положим, но где же он сам? – усмехнулся князь. – Надо его вознаградить.
– Вызван к другому больному, батюшка, – вставил словечко старик, с трепетом слушавший беседу отца и сына. – Тут… Недалече!
– Отец, я должен вам начистоту признаться, – решившись, произнес Борис, – что доктор, спасший мне жизнь, не кто иной, как ваш сын Глеб, мой родной брат. Это перст судьбы, иначе не скажешь… Никто другой не смог бы меня вылечить!
Во время непродолжительной паузы на лице Ильи Романовича не отразилось ровным счетом ничего. Только от старого слуги не укрылось, что правое веко барина нервно задрожало.
– Вот, значит, как? – Князь взял со стола чашку с горячим чаем, предназначавшуюся Борису, громко отхлебнул из нее и произнес с нескрываемым презрением: – Значит, в нашем роду появился доктор Белозерский… Теперь у нас в гербе будут клистирная трубка и микстура!
– По-моему, это похвально, отец, когда дворянин имеет какое-то дельное занятие, – не уступал Борис. – Не всем же быть офицерами или помещиками.
– Ну да, ну да… – иронически закивал Илья Романович. – Все в духе новейшего времени, по моде… Тем более у него все равно нет ни гроша.
