– Ха! – Шочи хлопнул себя ладонями по коленкам. – Так ведь и вправду собрался, клянусь перьями кецаля – никакого в том нет секрета.
– Только вряд ли Тесомок захочет ввести в свой дом глупую толстушку Месиуаль! – напыщенно заявил Тлауи.
Ого, надо же – «глупую толстушку», на себя бы посмотрел, чучело кукурузное!
Однако интересно – к кому это задумал свататься Тесомок? Хотя… Чего тут интересного, вот еще тоже, личность – задавака Тесомок! Ну его, не до него сейчас… Не о том думы…
Асотль прищурился и наскоро простился с приятелями, увидев храм Тлалока – грозного божества дождя, грома и молнии:
– Ну, я побежал. Шочи – ты в свой кальпулли?
– Ну, а куда же? – Парнишка хмыкнул. – Завтра с утра загляну.
– Давай. Отец будет рад тебя видеть. Кстати, он о чем-то хотел с тобой поговорить.
– Жрец Кецалькоатля хочет говорить со мной, недостойным? – недоверчиво переспросил Шочи.
– Ну да, хочет. Только я забыл тебе сразу сказать.
– Эх ты! Так, может, зайдем к тебе сразу?
– Гм… – Асотль почесал затылок, глядя, как, прощаясь, расходятся в разные стороны однокашники. – Знашь, я сейчас не могу… Да и нет отца – в храме, а туда тебя не пустят. Заходи лучше, как и договорились, утром.
– Хорошо, – покладисто согласился Шочи. – Утром так утром.
На том и расстались.
Да, о Шочи был отдельный разговор, что же касается Асотля, то он вовсе не чувствовал в себе призвания к жреческому делу: многочисленные обряды его, честно говоря, утомляли, казались чересчур напыщенными и – одновременно с этим – скучными. Ну – и жертвы, кровь… Солнце, конечно, нужно было кормить, спору нет… Только пусть это делает кто-нибудь другой! Малодушие? Наверное, да… Но уж больно не хотелось… Он, Асотль, лучше бы стал военачальником или, на худой конец, управителем какого-нибудь городского района, старшим над всеми кальпуллеками – старостами общин. Кстати, обе эти должности можно совмещать: в мирное время – начальник, в военное – вождь. Асотль предполагал – да и тламатины говорили – что у него здорово бы получилось управлять… ну, и воевать – тоже.
Прославиться, совершить военные подвиги, захватить множество пленных – вот тогда можно будет подумать и о сватовстве к звездоглазой дочери верховного вождя. А почему бы и нет? Тесомок, вон, уже надумал свататься… Интересно к кому? Он все клеился к Ситлаль – самоуверенный и самовлюбленный оболтус, девушка его не принимала всерьез, со смехом рассказывая Асотлю о неуклюжих ухаживаниях.
Асотль тоже смеялся – знал, если острая на язык Звездочка так говорит, нет у Тесомока никаких шансов. Ни малейших! Правда, в таких делах все решают родители… Но верховный вождь Ачитомитль, похоже, очень любит свою дочь и не будет ей прекословить… Хотя, с другой стороны, и Ситлаль не пойдет против решения отца, ведь непочтение к родителям – великий грех.
Поглядывая на небо, – ведь скоро совсем стемнеет! – Асотль едва дождался прихода любимой, обрадовался, еще издали услыхав знакомый голосок – Звездочка ведь могла и не прийти.
Но пришла, пришла, а значит…
– Эй, Асотль! Ты где там прячешься?
– Я здесь. И вовсе не прячусь, с чего ты взяла?
Влюбленные обнялись, потерлись щеками – Асотль ощутил пряный запах благовоний и нежную шелковистость кожи.
– Звездочка… Я так рад, что ты пришла!
– Я тоже… Давай здесь посидим, вон, на скамейке.
– Может, лучше в беседке?
– Нет-нет, только не там… Слишком открыто, увидят.
– Боишься?
– Нет. Просто не хочу давать пищу слухам.
– А твои слуги, они не расскажут?
– Нет. Это ведь мои слуги – не отца. Я сама их выбирала, сама их наказываю и поощряю.
– Ну, раз так… Звездочка!
– Что?
– В твоих глазах отразилась луна. Но ты красивее луны!
– Да что ты?!
– Нет, правда.
Влюбленные сидели, тесно прижавшись друг к другу плечами, шептали разные слова, обоим было так хорошо, как только может быть хорошо двум любящим сердцам. Вокруг в саду нежно пели птицы, издалека, с реки, доносился приглушенный шум накатывающихся на песчаный берег волн.
– Сегодня мне снова повстречался тот недобрый парень, как его… Кажется, Тесомок… Из твоего кальмекака.
– Тесомок? – Юноша вздрогнул. – Что, этот гнусный койот приставал к тебе?
Ситлаль хихикнула:
– Попробовал бы! Он вышел ко мне навстречу у храма Камаштли…
– Ну да, его отец – верховный жрец этого храма.
– Вышел и поджидал меня… Я чувствую – поджидал. Ничего не говорил – лишь взглянул прямо в глаза, напористо так, мерзко… А руки его были в крови – наверное, только что принес жертву. Знаешь, мне иногда кажется – он хочет меня околдовать. Быть может – сделать своей женой, даже насильно!
– Сын жреца Камаштли – не пара дочери верховного вождя.
– Я знаю…
– Кстати, я тоже – сын жреца, – невесело усмехнулся Асотль.
Девушка усмехнулась, в огромных черных глазах ее вдруг вспыхнули звезды.
– Ты думаешь – это послужит преградой…
– Преградой – чему?
– Догадайся. – Голос девушки прозвучал тихо-тихо, чуть слышно.
– Уже, – так же тихо отозвался Асотль. – Уже догадался… Я прав?
– Наверное… прав…
Они прижались друг к другу еще теснее и долго сидели молча, чувствуя, как бьются в унисон сердца.
И просидели до темноты, потом Звездочку позвали слуги.
– Пора… – Девушка быстро поднялась. – Прощай, увидимся…
– Скорей бы!
– Ну, я пошла…
– Постой! Знай – я всегда хочу быть рядом с тобой!
– Пусть великие боги услышат твои мольбы. Прощай, милый Асотль, до скорой встречи.
В темно-синем небе уже мерцали звезды. Такие же, как глаза Ситлаль. Ситлаль… Любимая…
Отец – старый, седой, как всегда, в безукоризненно белой хлопковой одежде – лично встретил его у ворот, ведущих в дом.
– Я ждал тебя, сын.
– Извини, отец. Я задержался – клянусь, тому была причина.
– Молодость выдумает тысячи причин. – Старый жрец Кецалькоатля иногда любил поворчать, и чем старее становился – тем больше. – Садись. Ты, верно, голоден? Сейчас кликну слуг.
– Нет, нет, отец, не надо. Я сам. Что тут у нас? Маисовые лепешки… Рыба, соус… Славная еда! Уммм… Вкусно.
– Ешь, ешь… Эх, молодость, молодость… В твои годы и у меня был неплохой аппетит, а ныне, увы… Я уже старик.
– Какой же ты старик, отец?! Ты сильней и выносливей многих молодых.
– Увы, сынок. Силы уже не те… И это вижу не только я.
– Что?! – Асотль тут же оторвался от пищи. – Служители храма снова недовольны тобой, отец?
– Если бы они одни. – Старый жрец тяжело вздохнул.
Укрепленный в треножнике нефритовый светильник давал неяркое зеленовато-желтое пламя, по стенам комнаты, расписанным красноватыми изображениями богов, бегали черные тени.