Отец Муумины вышел из комнаты и, по привычке нащупывая палкой путь, хотел сойти по знакомой лестнице, но ее не было на прежнем месте. Он пошел прямо к краю террасы и мог бы сорваться, но Муумина вскрикнула:
– Отец, берегись! Отец!
Услышав этот крик, белый всадник в мгновенье ока взмахнул правой рукой, и свершилось чудо: слепой Ливинд остановился у самого края террасы, открыл глаза и увидел перед собой огромный, удивительный мир, увидел он и свою счастливую дочь, а рядом с ней молодого джигита. Сошел отец по мраморной лестнице, благословил молодых. А через три месяца и три дня сыграли они такую свадьбу, что все жители аула собрались, семь барабанщиков и семь зурначей играли и день, и ночь, и еще день. Медведь из лесу прибежал поплясать, соловьи из дубравы прилетели, чтобы песней своей украсить торжество. Столько меду было свадебного, что хватило всем. Всем, кроме бедного отца невесты – слепого Ливинда…
Так кончалась сказка Ливинда. Эту сказку старик рассказывал много раз. И не только дочери своей, но и другим детям, да и не только детям, но и взрослым. Все в ауле знали сказку о белом всаднике.
Эта-то сказка и цвела в душе Муумины, хотя порой, когда тяготы жизни становились особенно невыносимыми, бедной девушке вдруг начинало казаться, что ничего с ней такого быть не может. Откуда здесь взяться сказочному джигиту – все это только мечты. Но разве может юное существо жить без мечты? И сердцу верилось. Печаль сменялась надеждой.
НАХОДКА У СТАРОЙ БАШНИ
Утро выдалось жаркое, и овцы попрятали свои мордочки в тени развалин башни. Муумина собирала цветы. Время осеннее, их уже было мало и не такие красивые, как летом.
Девушка вдруг наткнулась на яму, там, где ее никогда не было. Она подошла совсем близко и увидела у ног своих книгу. Подняла книгу, а это оказался коран, каких много в мечети. Только медная застежка на нем особенная – с красивым узором и очень блестящая. Муумина скользнула взглядом в яму и… онемела. Там сидел человек с открытыми остекленевшими глазами. Девушку охватил такой ужас, что в первый миг она не могла ни вскрикнуть, ни убежать. Но потом вдруг сорвалась с места и тут же споткнулась о другой труп, только это уже ее не остановило. Она бежала вниз по склону и все почему-то повторяла: «Мама, мамочка!..» Забыв об овцах своих и обо всем на свете, девушка бежала к дому. Отец как раз собирался в мечеть, когда с грохотом распахнулась дверь и в саклю ворвалась Муумина.
– Что с тобой, дочка! – протянул к ней руки слепой Ливинд. – Я по дыханию твоему чувствую неладное.
– Отец, там случилось что-то страшное! – не своим от волнения голосом проговорила Муумина.
– Где, дочь моя?
– У старой башни, отец! Там, там…
– Зачем ты туда ходила? Я же запретил тебе забираться далеко! Так что же произошло?
– Там вырыта большая яма, и в ней сидит мертвец, а чуть дальше еще один убитый!.. Так страшно…
– О аллах, что все это значит? А кроме тебя там никого не было, Муумина?
– Нет, не было. Только я с овцами.
– Никогда больше не ходи туда, слышишь?
– А как же овцы?..
– Они вернутся, сами найдут дорогу домой. И никому ни слова не говори об этом. Никому!..
Бедного слепого вдруг осенила мысль: почти все другие служители мечети слывут ясновидцами, а за ним ничего такого не числится. Так не сам ли аллах посылает ему удачу?
Слабости человеческие, есть ли им предел…
– Я нашла там вот этот коран, – девушка протянула отцу книгу. – Он с красивой медной застежкой.
Ливинд ощупал книгу.
– Жаль, доченька, что глаза мои не видят всего здесь написанного… – вздохнул он. – Ну, да ладно! Схожу-ка я все же в мечеть. А ты постарайся забыть обо всем и никуда не выходи из дому. Об овцах не беспокойся. Я, пожалуй, попрошу кого-нибудь из мальчишек, пусть пригонят их.
Ливинд ушел. И уже очень скоро, наспех совершив намаз, он стоял у мечети в толпе куймурцев и, перебирая четки из разноцветных камней, загадочно говорил:
– Почтенные братья по вере, вчера неподалеку от нашего аула случилась беда. Я думал, кто-нибудь расскажет мне об этом, но вы все почему-то молчите…
– Что такое? Что случилось, Ливинд?
– Мне явился ангел. Он попросил, чтобы мы предали земле тех, кто убит вчерашней ночью у старой башни…
– Что ты такое говоришь? Откуда ты взял, будто кто-то убит. Может, удивить нас хочешь?.. – зашумели все вокруг.
– Мне и сейчас видятся эти убитые. Вот они! Один сидит в яме, другой лежит чуть поодаль. Сыны правоверных, я говорю вам истинную правду. Мертвые взывают, чтобы мы предали их земле! – с твердой уверенностью в голосе сказал Ливинд.
– А кто они такие?
– Не жители Куймура.
– Неужели все это действительно произошло? Тогда, выходит, ты, Ливинд, провидец?! – проговорил один из почтенных старцев по имени Ника-Шапи.
– Я сказал вам правду! – повторил Ливинд. – Исполните свой долг, правоверные, и похороните несчастных, кто бы они ни были. Будь я зрячим, сам бы сделал это.
– От чего же они погибли? – недоумевали куймурцы.
– Мало ли людей на нашей земле погибали от алчности. Думаю, и с ними случилось такое.
– Странно. Но, может, и так…
В правоте изреченного слепым Ливиндом куймурцы убедились очень скоро.
Пошел разговор о том, что Ливинд достоин преклонения, что он святой. Да, да, святой… А ему только того и надо было, чтобы укрепить свое положение среди служителей мечети.
Убитых в тот же день похоронили на аульском кладбище. На могилах поставили небольшие, без надписей, каменные надгробья. А причисленный к лику святых слепой Ливинд продолжал удивлять куймурцев: он показал им книгу с медной застежкой.
– Это коран, – сказал Ливинд. – Особенный. Дело в том, что его принес мне ангел. Ты, разумеющий письмена Ника-Шапи, не прочел бы, к примеру, вот эту страницу?
Слепой развернул коран и пальцем показал, где он просит прочитать. Все перестали грызть тыквенные семечки и обратились в слух. Тот, кого Ливинд назвал Ника-Шапи, взял коран и начал читать:
– «Всемогущий аллах в конце моей жизни осенил меня мыслью, что человек рожден быть свободным, а не для рабства, что он равен среди себе подобных, и тяжек грех того, кто, пользуясь своей силой или богатством, неволит человека; одному дана сила мышц, другому разум… И мы должны всегда приветствовать в человеке разумное».
– Как мудро сказано!..
– А мы-то до сих пор считали, что сила превыше всего…
– Говорят, Али-Шейх из Агач-аула был так мудр, что добрым словом своим заставлял любого разгневанного вложить в ножны кинжал. Да пошире откроются перед ним врата рая!
– Но поговаривали и о том, что в последние годы Али-Шейх продал душу большевикам? – с оглядкой сказал один из собравшихся. Время было такое, что само слово «большевик» произносили с опаской.