— Но это невозможно, — ответил ей юноша в крайнем замешательстве.
— Этому мошеннику, конечно, ничего не стоит клясться всем, чем угодно, но где ручательство, что он сдержит свое слово? Нет, я не могу выпустить Минну.
— Ну что же, — с некоторым укором промолвила Бренда, осушая слезы, которые все еще текли у нее из глаз, — значит, правда, есть что-то между тобой и Минной, как говорила Норна, и ты слишком ревнуешь ее к этому несчастному, чтобы позволить ему хоть на единый миг встретиться с ней перед разлукой.
— Ты несправедлива ко мне, Бренда, — возразил Мордонт, и обиженный, и вместе с тем несколько польщенный ее подозрениями, — ты так же несправедлива, как и неблагоразумна. Ты знаешь, ты не можешь не знать, что Минна дорога мне прежде всего как твоя сестра. Хорошо, я помогу вам в этой безумной затее, но скажи мне, Бренда, веришь ли ты пирату, нет ли у тебя каких-либо подозрений?
— Нет никаких, — ответила Бренда, — а если бы они были, неужели ты думаешь, что я стала бы тебя так упрашивать? Он в отчаянии, он страдает, но я уверена, что на слово его мы можем положиться.
— И свидание назначено у Стеннисских камней на рассвете? — еще раз осведомился Мордонт.
— Да, и время это уже подошло, — ответила Бренда. — О Мордонт, ради всего святого, дай нам выйти!
— Я сам, — ответил Мордонт, — займу на несколько минут место часового у ворот замка и тогда выпущу вас. Но это опасное свидание не затянется слишком долго?
— О нет, — ответила Бренда, — но ведь ты, Мордонт, не воспользуешься высадкой этого несчастного на берег, чтобы причинить ему какой-либо вред или схватить его?
— Ручаюсь честью, — воскликнул Мордонт, — что его никто не тронет, если он сам не подаст к тому повода!
— Тогда я пойду за сестрой, — сказала Бренда и поспешно вышла из комнаты.
Некоторое время Мордонт обдумывал положение, затем, выйдя к воротам замка, приказал часовому немедленно бежать в караульню, велеть всем вооружиться, проследить, чтобы приказ этот был выполнен, и, вернувшись, доложить ему, когда все будут готовы.
— Тем временем, — прибавил Мордонт, — я сам буду стоять на часах у входа.
Пока стража отсутствовала, наружная дверь тихонько открылась и показались закутанные в плащи Минна и Бренда. Первая опиралась на руку сестры и шла, низко опустив голову, словно стыдясь того шага, который готова была сделать. Бренда тоже молча прошла мимо своего возлюбленного, но потом, оглянувшись, бросила ему взгляд, исполненный необыкновенной благодарности и нежности, после которого она стала ему как будто еще дороже, и тревога Мордонта за судьбу обеих девушек еще более, если это было возможно, усилилась.
Когда сестры отошли настолько, что потеряли из виду замок, Минна, которая до того шла робкой и неверной походкой, внезапно выпрямилась и устремилась вперед таким быстрым и твердым шагом, что с трудом поспевавшая за ней Бренда стала уговаривать ее успокоиться и поберечь свои силы, доказывая, что им нет надобности спешить.
— Не бойся, дорогая сестра, — ответила Минна, — я чувствую в себе мужество, которое поддержит — должно поддержать — меня во время этого ужасного свидания. У меня подкашивались ноги и я не смела поднять голову, пока чувствовала на себе взгляд того, в чьих глазах неизбежно заслуживаю жалости или презрения. Но ведь ты знаешь, милая сестра Бренда, и Мордонт тоже скоро узнает, что любовь моя к этому несчастному так же чиста, как лучи солнца, которые отражаются сейчас в волнах. И я смело призываю в свидетели и это сверкающее светило, и это синее небо, что, не будь у меня надежды заставить Кливленда изменить свою страшную жизнь, ни за какие соблазны нашей земной юдоли не согласилась бы я еще раз с ним встретиться.
Тон, каким она говорила, в значительной степени успокоил Бренду, и вскоре сестры достигли гребня возвышенности, откуда открывался широкий вид на оркнейские менгиры, то есть на огромный круг и полукруг так называемых Стоячих камней, которые в лучах восходящего солнца уже сверкали серовато-белыми громадами, отбрасывая далеко на запад свои чудовищно длинные тени. В другое время подобное зрелище глубоко поразило бы пылкое воображение Минны, а в ее менее чувствительной сестре возбудило бы хоть некоторое любопытство, но сейчас ни одна из них не была расположена предаваться тому впечатлению, какое обычно производит на зрителей столь изумительный памятник древности, ибо сестры увидели на нижнем озере, за так называемым Бройзгарским мостом, шлюпку, полную хорошо вооруженных людей; из нее высадился одинокий человек, закутанный в морской плащ, и направился к кругу Стоячих камней, к которому с противоположной стороны приближались девушки.
— Их много, и они вооружены, — шепнула сестре испуганная Бренда.
— Это из предосторожности, — ответила Минна, — которая, увы, для людей в их положении совершенно необходима. Но не бойся предательства — подобного порока у Кливленда, во всяком случае, нет.
Проговорив это, Минна вышла на середину круга, образованного высокими, прямо поставленными гранитными глыбами; в самом центре его, на более низких столбах, остатки которых можно видеть и по сей день, лежала плоская гранитная плита, когда-то служившая, должно быть, жертвенным камнем.
— Здесь, — сказала Минна, — во времена язычества, если верить преданиям, любовь к которым, увы, обошлась мне так дорого, наши предки приносили жертвы своим ложным богам, и здесь, клянусь душой, хочу я отречься и отказаться от ложных мечтаний, соблазнивших мое юное воображение, и принести их в жертву единому, милосердному Богу, которого не знали язычники.
Она остановилась возле плоского камня и увидела Кливленда, подходившего робким шагом и с опущенным взором, настолько же отличным от его всегдашних манер и характера, насколько гордый вид, величественная осанка и спокойная, сосредоточенная поза Минны не напоминали той сраженной любовью и горем девушки, которая с трудом, опираясь на сестру, вышла из замка. Если справедливы предположения тех, кто считает Стеннисские менгиры созданием друидов, то Минна походила бы на Хаксу или их верховную жрицу, от которой ждет напутствия какой-либо древний витязь. Если же признать готическое или норманнское происхождение этого изумительного памятника, то она могла бы олицетворять собой Фрейю — супругу бога-громовержца, перед которой гордый викинг или герой склонился с таким благоговейным страхом, какого не могла бы внушить ему никакая земная опасность. Бренда, охваченная невыразимым ужасом и тревогой, осталась несколько позади, с беспокойством глядя на приближавшегося Кливленда и ничего кругом не замечая, кроме него и сестры.
