— Дай Бог, чтобы между нами и нашими подданными царствовала вечная любовь! — добавил король.
— Аминь! — произнес герцог. — Я очень доволен, видя, что ты, наконец-то, избавился от тех гордых мятежников, что так долго лишали тебя покоя!.. Вероятно, Годвин никогда больше не будет играть прежней роли при дворе?
— Ах, будущее в руках Водена! — тихо ответил король. — Впрочем, Годвин очень стар и убит горем!
— Больше самого Годвина надо опасаться его сыновей, в особенности же — Гарольда!
— Гарольда?! Гарольд был самым покорным из этого семейства… душа моя скорбит о Гарольде, — сказал король с тяжелым вздохом.
— От змеи могут произойти только змееныши, — заметил Вильгельм наставительным таном, — ты должен раздавить их всех своей пятой.
— Ты, пожалуй, прав, — ответил слабохарактерный король, который вечно поддавался чужому влиянию. — Пусть же Гарольд остается в Ирландии: так-то будет лучше для всех!
— Да, для всех! — повторил Вильгельм многозначительно. — Итак, да хранит тебя Бог, мой добрый король!
Он поцеловал руку Эдуарда и пошел к ожидавшей его свите.
Вечером того же дня он уже был далеко от Лондона. Рядом с ним ехал Ланфранк на своем невзрачном коне, а за свитой следовал целый табун навьюченных лошадей и тянулся громадный обоз: щедрый король Эдуард действительно не отпустил герцога с «пустыми руками».
Из всех городов, по которым гонцы разнесли весть о приезде герцога, ему навстречу выходили сыновья лучших английских семейств; они горели нетерпением увидеть знаменитого полководца, который в шестнадцать лет уже ехал во главе армии. Все они были одеты в одежду норманнов. Вообще, герцог повсюду встречал настоящих норманнов или желающих быть ими, так что один раз, когда из Дуврской крепости вышел встречать его отряд воинов, впереди которого несли норманнское знамя, он не смог удержаться от вопроса:
— Уж не сделалась ли Англия частью Нормандии?
— Да, плод почти созрел, — ответил ему Ланфранк, — но не спеши срывать его: самый легкий ветерок и так кинет его к твоим ногам.
— Но есть ветер, который может бросить его к ногам другого, — мрачно заметил герцог.
— А именно? — полюбопытствовал Ланфранк.
— Ветер, дующий с ирландского берега и попутный Гарольду, сыну Годвина.
— Почему ты опасаешься этого человека? — спросил ученый с нескрываемым изумлением.
— Потому что в груди его бьется английское сердце, — ответил герцог.
Часть третья
СЕМЕЙСТВО ГОДВИНА
Все исполнялось по желанию Вильгельма Норманнского. В одно и то же время он, сдерживая самоуверенных вассалов и могучих врагов, повел к венцу прекрасную Матильду Фландрскую. Все случилось, как предсказал Ланфранк. Самый непримиримый враг герцога, король французский, перестал строить козни против своего нового родственника, а все соседние государи сказали: «незаконный сын стал нашим братом с тех пор, как обвенчался с внучкой Карла Великого». Англия с каждым днем все более и более усваивала норманнские нравы, а Эдуард становился с каждым днем все слабее и слабее. Для герцога Норманнского не оставалось более никакой преграды к английскому престолу, но… подул новый ветер и надул ослабевший парус Гарольда.
Суда его явились в устье Северна. Жители Сомерсета и Девона, народ неробкий и по большей части кельтского племени, не любя саксов, вышли против него; но Гарольд обратил их в бегство, перебив при этом более тридцати отважных танов.
Между тем Годвин и сыновья его, Свен, Тостиг и Гурт, нашли приют в той самой Фландрии, откуда Вильгельм взял супругу (Тостиг еще прежде герцога женился на сестре Матильды и, следовательно, был графу Балдуину таким же зятем, как и Вильгельм); они не просили помощи у Балдуина, но сами собрали дружину и расположились в Брюгге, предполагая соединиться с Гарольдом. Эдуард, узнав об этом от герцога Вильгельма, не спускавшего глаз с изгнанников, велел снарядить сорок кораблей и отдал их под начальство графа Гирфорда.
Корабли короля стояли в Сандвиче и стерегли Годвина; но старый граф сумел ускользнуть и вскоре высадился на южном берегу. Войско, занимавшее Гастингскую крепость, с восторженными криками отворило ему ворота.
Все корабельщики, моряки из далеких и близких стран, толпами сбегались к нему с парусами, веслами и оружием.
Весь Кент, главный рассадник саксов, воскликнул единодушно: «На жизнь и на смерть за графа Годвина!» По всей стране мчались вдоль и поперек графские гонцы, и отовсюду в один голос откликались воины на зов детей Горзы[21]: «На жизнь и на смерть за графа Годвина!» Корабли Эдуарда обратились назад и поплыли на всех парусах к Лондону, а флот Гарольда беспрепятственно продолжал путь. Старый граф вновь увиделся с сыном на палубе корабля, на котором развевался некогда датский флаг.
Флот медленно поднялся вверх по Темзе, умножаясь на пути; по обоим берегам шли в беспорядке толпы вооруженных людей.
Эдуард послал за новым подкреплением, но оно нескоро подоспело на призыв.
Флот графа добрался почти до башни Юлия в Лондоне и, бросив якорь против Соутварка, стал ждать прилива; едва граф успел построить войска, как прилив наступил.
Эдуард сидел в палате Вестминстерского дворца в королевском кресле. На голове его блестела корона в виде тройных трилистников с тремя драгоценными камнями, в правой руке он держал скипетр. Королевская мантия, плотно застегнутая вокруг шеи широкой золотой застежкой, спускалась роскошными складками на ноги и на пол.
В палате находились таны, правители и другие сановники. Это было не собрание представителей народа, а военный совет, одна треть которого состояла из норманнов; высокородных графов, рыцарей и других знатных людей.
Эдуард выглядел настоящим королем; обычная кротость исчезла с его лица, а тяжелая корона бросала тень на казавшиеся из-за этого нахмуренными брови. Дух его словно сбросил с себя бремя, унаследованное им от своего отца, Этельреда Медлительного, и возвратился к более чистому и свежему источнику своих предков. Сейчас он мог гордиться своим родом и был вполне достоин держать скипетр Альфреда и Этельстана.
Он открыл заседание следующей речью:
— Достойные и любезные олдермены, графы и таны Англии, и благородные, любезные друзья, графы и рыцари Нормандии, родины моей матери! Внемлите словам нашим — милостию Всевышнего Бога, Эдуарда, короля английского. Мятежники заняли Темзу; отворите окна — и вы сами увидите блеск их щитов на судах, и до вас донесется гомон их войск. До сей минуты еще не выпущено ни одной стрелы, не обнажены мечи, хотя по ту сторону реки находится наш флот, а вдоль берега, между дворцом и лондонскими воротами, выстроены наши полки. Мы удерживались до этих пор потому, что изменник Годвин просит мира; посланник его ждет у входа. Угодно ли вам выслушать его или же нам следует отпустить его, не выслушав никаких предложений, и немедленно взяться за оружие?
