Ознакомительная версия.
На все воля богов…
– Авезельмис, поостерегись! – Афеней зло прищурился.
– Ты мне снова угрожаешь, чужестранец? – старик нахмурился и недобро посмотрел на Афенея.
– Постой, господин! – Одинокий Волк схватил Афенея за полу плаща и обратился к старику:
– Авезельмис, мы пришли к тебе за помощью только потому, что наша жизнь висит на волоске. А виной этому вождь сколотов Марсагет.
– Марсагет?! – старик порывисто шагнул к Одинокому Волку и словно клещами сжал ему руку. – Это правда?
– Клянусь! – поморщился от боли Одинокий.
Волк. – Его воины преследуют нас по пятам.
– Хорошо… – старик задышал тяжело, с хрипотой. – Если это правда, вы получите лодку. Но если ты мне солгал, Одинокий Волк, берегись!
С этими словами он быстро зашагал по тропинке к берегу. Одинокий Волк подмигнул обрадованному неожиданной удачей Афенею, и они заспешили следом.
Лодка, представлявшая собой бычью шкуру, натянутую на раму из сплетенных в виде ковша ивовых прутьев, едва не черпала воду под тяжестью двух тел. Но плыть в ней было можно и, причем, весьма быстро, в чем сразу же убедился Афеней, когда, оттолкнувшись от берега, принялся загребать коротким широким веслом с хорошо полированной от частого употребления рукояткой.
Неожиданно Афеней резко остановил утлое суденышко и, размахнувшись, бросил на берег к ногам Авезельмиса золотые подвески.
– Прими в знак благодарности, старик! Не как плату, а как подарок. И поверь: на свете нет ничего дороже и желанней золота! Ха-ха-ха!
Старик долго стоял на берегу, хмуро уставившись вслед беглецам, пока туманная пелена не скрыла их. Тяжело вздохнув, он было направился к хижине, но затем вернулся, поднял с земли золотые подвески и долго рассматривал. Потом с брезгливой миной на лице швырнул в воду. И, уже не оборачиваясь, стал медленно подниматься на крутой берег по вырубленным в плотной глине скользким от дождя ступенькам, опираясь на тяжелый деревянный посох.
Марсагет волновался: уже которые сутки не было вестей ни от сторожевых постов, ни от разведывательных отрядов Радамасевса, ни от Тимна. Его боевая дружина, усиленная воинами Радамасевса и ремесленниками, горела желанием выступить в поход. Остальное население Атейополиса готовилось к возможной длительной осаде. Хлеба было вдоволь, в спешном порядке запасались солонина, вяленая и соленая рыба. Кое-где чинились стены и подсыпались валы, заготавливались впрок дрова, камни для пращей, на валах ставили огромные котлы для кипятка, собирали большие булыжники и бревна.
Но если среди простых сколотов царило единодушие перед лицом надвигающейся опасности, то среди приближенных вождя не утихали споры. Особенно досаждали Марсагету старейшины и жрецы, затаившие на него обиду из-за Тимна. Когда глава старейшин, желтоглазый старец, узнал о решении вождя отложить гадание на неопределенный срок, он едва не задохнулся от злости и принялся осыпать его упреками за неуважение к законам предков. Большого труда стоило Марсагету удержаться, чтобы сгоряча не наговорить старцу дерзостей: это могло восстановить против него старейшин и жрецов, что вовсе не входило в его планы перед решающими боями.
Поэтому он лишь напомнил о своей неограниченной власти во время военных действий, что, конечно же, не удовлетворило желтоглазого старца. Но ведая, чем может кончиться сейчас его упрямство, глава старейшин сделал вид, что смирился. И это очень встревожило вождя – он хорошо знал хитрый и коварный нрав старейшины. Когда-то старец помог Марсагету стать вождем племени, и вождь отчетливо представлял последствия размолвки с ним… Но делать было нечего, выбирать не приходилось, и Марсагет решительно отмел все сомнения и колебания, хотя и осознавал всю сложность борьбы за устойчивость позиций, занимаемых им до сих пор.
Ночи тоже не приносили желанного покоя. И в эту ночь Марсагет проворочался на ложе до самого утра каждой мышцей тела ощущая непривычную жесткость постели, которая казалась ему чужой, постылой. Мысли толпились в голове, словно табуны на водопое. Наконец вождь не выдержал испытания бессонницей и вышел во двор.
Утренняя заря окрасила полнеба в пурпурные тона. Где-то за валами, в степи, перекликались пастухи, угоняя стада на пастбища – теперь животных ночью держали поближе к Старому Городу. Сменилась ночная стража, и дружинники толпой направились в ворота акрополя, где под навесом их ждал сытный завтрак. Три рабыни, непринужденно болтая о своих женских делах, несли воинам кувшины с оксюгалой; завидев вождя – простоволосого, в ночных одеждах – смутились и робко пробормотали приветствие. Сторожевые псы грызлись на помойке из-за потрохов, выброшенных кухарками, в загоне хрустели травой лошади, между ними торопливо сновали конюхи, приводя в порядок своих подопечных.
Утренняя прохлада освежила вождя, и он было направился к себе в опочивальню, чтобы одеться, как вдруг громкие возгласы у ворот заставили его остановиться. Послышался звонкий топот копыт и к Марсагету подлетел Меченый. Соскочив с коня, он торопливо подошел к вождю.
– Марсагет, да хранит тебя Священная Табити, есть новости!
– Пусть боги будут к тебе благосклонны, – поприветствовал его вождь. – Рассказывай.
– Возвратились воины Тимна. И не впустую – двух языгов[41] захватили.
– Языгов? – переспросил Марсагет, встрепенувшись в радостном возбуждении. – Молодец.
Тимн! Где они?
– У ворот акрополя. Ждут твоих приказаний.
– Давай их сюда! Я сейчас оденусь…
Привели захваченных в плен языгов. Один из них, невысокого роста, с загорелым безусым лицом, поддерживал под руку второго, широкоплечего и бородатого, чей короткий окровавленный плащ свидетельствовал о том, что он получил ранение во время схватки. Крепкий панцирь бородатого воина из воловьей кожи был пробит в двух местах, откуда все еще сочилась кровь, несмотря на то, что раны тщательно перевязали – видимо, сказалась дальняя дорога в седле. Марсагет в пурпурном плаще и высокой конусообразной войлочной шапке, служившей знаком принадлежности ее хозяина к могущественному племени басилидов (из него вышли все вожди, военачальники и старейшины сколотов – племени, первым царем которого был легендарный.
Сколопит), стоял у порога, держа в правой руке священный жезл. Внимательно рассмотрев пленников, вождь остановил взгляд на безусом воине; повинуясь знаку Меченого, его подтолкнули поближе к Марсагету.
– Кто вождь вашего племени? – спросил Марсагет у пленника.
Тот кинул в его сторону взгляд, полный непримиримой ненависти, и отвернулся, ничего не ответив, только крепче сжав обветренные губы.
Ознакомительная версия.
