Рауль был до глубины сердца взволнован этим нежным и задушевным голосом; он не нашелся, что ответить, и Мэри снова пришла ему на помощь.
– Пожалейте меня, – сказала она. – Моя мать была француженка. Значит, я могу сказать, что по крови и душой я француженка. Но над моей французской пылкостью вечно расстилается английский туман и английская хандра. Именно у меня рождаются золотые грезы об упоительном счастье, но туман окутывает их, и они истаивают. Так произошло и теперь. Простите, довольно об этом, дайте мне вашу руку и поведайте другу о своих горестях.
– Вы говорите, что вы француженка душой и по крови?
– Да, моя мать была француженкой, а мой отец, друг короля Карла Первого, эмигрировал во Францию; таким образом, во время суда над королем и правления Кромвеля я воспитывалась в Париже. После реставрации Карла Второго мой отец вернулся в Англию и почти тотчас же умер. Тогда король пожаловал мне титул герцогини и увеличил мои владения.
– У вас есть родственники во Франции?
– Есть сестра, которая старше меня на семь или восемь лет; она вышла замуж во Франции и успела уже овдоветь. Это маркиза де Бельер.
Рауль встал с места.
– Вы ее знаете?
– Я слышал это имя.
– Она тоже любит, и ее последние письма говорят мне, что она счастлива. У меня, как я уже сказала вам, господин де Бражелон, половина ее души, но нет и сотой доли ее счастья. Поговорим теперь о вас. Кого вы любите во Франции?
– Одну милую девушку, чистую и нежную, как лилия.
– Но если она тоже любит вас, то почему вы печальны?
– До меня дошли слухи, что она меня больше не любит.
– Надеюсь, вы им не верите?
– Письмо, в котором сообщается об этом, не подписано.
– Аноним! Тут кроется предательство, – проговорила мисс Грефтон.
– Взгляните, – сказал Рауль, подавая девушке сто раз прочитанную им записку.
Мэри Грефтон взяла листок и прочла:
«Виконт, вы хорошо делаете, что развлекаетесь с придворными красавицами в Англии, потому что при дворе короля Людовика Четырнадцатого замок вашей любви осажден. Оставайтесь поэтому в Лондоне навсегда, бедный виконт, или скорее возвращайтесь в Париж».
– Без подписи? – спросила Мэри.
– Без подписи.
– Значит, не верьте.
– Но я получил еще одно письмо.
– От кого?
– От господина де Гиша.
– О, это другое дело! Что же он вам пишет?
– Читайте.
«Друг мой, я ранен, болен. Вернитесь, Рауль, вернитесь!
Де Гиш».– Что же вы собираетесь делать? – спросила Мэри, у которой замерло сердце.
– Получив это письмо, я хотел было тотчас же испросить согласия короля на отъезд.
– Когда же вы получили письмо?
– Позавчера.
– На нем стоит пометка «Фонтенбло».
– Странно, не правда ли? Двор в Париже. Словом, я уехал бы. Но когда я обратился к королю с просьбой об отъезде, он рассмеялся и сказал: «Господин посол, почему вы решили уехать? Разве ваш государь отзывает вас?» Я покраснел, смутился. В самом деле, король послал меня сюда, и я не получил от него приказания вернуться.
Мэри сдвинула брови и задумалась.
– И вы остаетесь? – поразилась она.
– Приходится, мадемуазель.
– А та, кого вы любите…
– Да?
– Она вам писала?
– Ни разу.
– Ни разу? Значит, она вас не любит?
– По крайней мере со времени моего отъезда в Англию она не прислала ни одного письма.
– А прежде писала?
– Иногда… О, я уверен, ей что-нибудь помешало!
– Вот и герцог: ни слова о нашем разговоре!
Действительно, в конце аллеи показался герцог; он был один и с улыбкой подошел к собеседникам, протягивая им руку.
– Договорились? – поинтересовался он.
– О чем? – удивилась Мэри Грефтон.
– О том, что может сделать вас счастливой, дорогая Мэри, и рассеять грусть Рауля.
– Я не понимаю вас, милорд, – произнес Рауль.
– Разрешите мне говорить при виконте, мисс Мэри? – с улыбкой попросил Бекингэм.
– Если вы хотите сказать, – гордо отвечала Мэри, – что я готова была полюбить господина де Бражелона, то не трудитесь. Я сама уже сказала ему об этом.
Немного подумав, Бекингэм без всякого смущения ответил:
– Я оставил вас с виконтом именно потому, что знаю ваш тонкий ум и деликатность; его больное сердце может исцелить только такой искусный врач, как вы.
– Но ведь прежде, чем заговорить о сердце господина де Бражелона, вы говорили мне о вашем собственном. Значит, вы хотите, чтобы я принялась лечить сразу два сердца?
– Это правда, мисс Мэри. Но вы должны признать, что я быстро отказался от вашей помощи, убедившись в неизлечимости своей раны.
Мэри на мгновение задумалась.
– Милорд, – продолжала она, – господин де Бражелон счастлив. Он любит и любим. Следовательно, и ему не нужно врача.
– Господина де Бражелона, – сказал Бекингэм, – ждет тяжелая болезнь, и ему больше, чем когда-нибудь, понадобится заботливое лечение.
– Что вы имеете в виду, милорд? – с живостью спросил Рауль.
– Вам я ничего не скажу. Но если вы желаете, я посвящу мисс Мэри в такие вещи, которых вам нельзя слышать.
– Милорд, вы что-то знаете и подвергаете меня пытке!
– Я знаю, что мисс Мэри Грефтон самое очаровательное создание, какое может встретить на своем пути больное сердце.
– Милорд, я уже сказала вам, что виконт де Бражелон любит другую, – проговорила Мэри.
– Напрасно.
– Вы что-то скрываете, герцог! Объясните, почему я люблю напрасно?
– Но кого же он любит? – вскричала Мэри.
– Он любит женщину, недостойную его, – спокойно отвечал Бекингэм с флегматичностью, которая свойственна только англичанам.
Мисс Мэри Грефтон вскрикнула, и ее порыв не меньше, чем слова Бекингэма, поверг Бражелона в трепет.
– Герцог, вы произнесли слова, объяснения которых я, не медля ни секунды, отправляюсь искать в Париже.
– Вы останетесь здесь, – твердо произнес Бекингэм.
– Я?
– Да, вы.
– Почему же?
– Да потому, что вы не имеете права уехать и поручения, данного королем, не бросают ради женщины, хотя бы она была так же достойна любви, как Мэри Грефтон.
– В таком случае объясните мне все.
– Хорошо. Но вы останетесь?
– Да, если вы будете со мной откровенны.
Бекингэм открыл уже рот, чтобы рассказать все, что он знал, но в эту минуту в конце террасы показался лакей и подошел к павильону, в котором находился король с мисс Люси Стюарт. За лакеем следовал запыленный курьер, очевидно, всего только несколько минут тому назад ступивший на землю.
– Курьер из Франции! От принцессы! – вскричал Рауль, узнав ливрею слуг принцессы.
Курьер попросил доложить о себе королю: герцог и мисс Грефтон обменялись многозначительными взглядами.
