Ознакомительная версия.
Открыла бал, как и полагалось, королевская чета. Под звуки флейт жонглеров Гуго с Адельгейдой торжественно прошествовали через зал в великолепных королевских одеяниях, сопровождаемые почтительными поклонами и восхищенными взглядами. За ними, держась за руки, прошли парами герцогиня Гуннора Нормандская с Генрихом Бургундским, принцесса Гизела Французская с графом де Понтье, принцесса Эдвига с графом Ренье де Эно, граф Бушар Вандомский с супругой, граф Фулк Анжерский с баронессой Альбурдой де Труа, за ними остальные потомки знатных родов.
Роберт, сын Гуго, герцог Орлеанский, стоял рядом с Рено и, постоянно бросая на него беспокойные взгляды и дергая за рукав, спрашивал:
– Скажите, святой отец, а эти фигляры[8] в бесстыдных позах, которые были только что, – разве это поощряется монашеским уставом и не противоречит ли божественному промыслу? А танцовщицы? Ведь у них ноги голые, какой стыд! Церковь призывает к возмущению подобной непристойностью, ибо это порочно и подобно греху.
Рено, поглядев на него, нарочито громко вздохнул и возвел очи горе. Усмотрев в этом знак одобрения его благочестия, Роберт продолжал:
– А столь пышные наряды, платья дам и сеньоров, усыпанные драгоценностями, позолотой, жемчугом… а этот вырез на груди у некоторых женщин, их оголенные частично руки до плеч, их слишком плотная одежда, подчеркивающая очертания женского тела, его греховную сущность – разве это не безнравственно, святой отец? Разве не противно это скромному и смиренному христианскому облачению? А Божье слово? Ужели оно не восстает, не осуждает, ведь это не угодно Господу! Истинный христианин должен, увидев это, стыдливо отвести взгляд, как учат этому святые отцы Церкви!..
В это время стали танцевать цепочку, и одна из дам, поймав взгляд монаха, призывно помахала ему рукой. Еще две, маня глазами, тоже позвали его. Согласно кивнув им с улыбкой, Рено повернулся к принцу:
– Привыкайте, ваше высочество, ибо вам предстоит быть королем. Даже испанцы не столь щепетильны в вопросах христианской морали, чего же вы хотите от франков? А теперь я оставляю вас. Вам же советую последовать моему примеру.
И, легко отделившись от колонны, Рено ушел к танцующим. А Роберт, тяжело вздохнув, опустил голову и, уставившись в пол, погрузился в размышления.
После цепочки оркестр заиграл другую мелодию: танец назывался «три на три» и сопровождался звоном колокольцев[9]. После этого один из гистрионов затянул песню, прославляющую короля Дагобера. Ему аккомпанировала виола. Едва песня кончилась, как загудел хорум[10], застучал бубен, тут же вступила флейта, и придворные повели кароле[11], любимую пляску дам.
Можер, порядком утомившись, вышел из круга; постоял, поглядел по сторонам, остановил взгляд на Гуго и направился к нему. Рядом с королем стоял его брат Генрих.
Рено тем временем, забыв, похоже, о своем духовном сане, весело плясал в кругу в обществе дам. Мог бы и поостыть, все же король был здесь. Последний, увидев новоиспеченного священника в таком неподобающем ему амплуа, нахмурился было, но потом, выслушав Можера, махнул рукой.
– Я ручаюсь за неколебимое благочестие монаха, государь, вам не в чем будет его упрекнуть, – сказал нормандец.
– На его месте неплохо бы оказаться моему сыну, – хмуро ответил Гуго. – Черт знает до чего довели мальчишку эти ежедневные общения с монахами, это чрезмерное благочестие. Разве он был таким? А ведь, погляди-ка на него, Можер, – и ростом не мал, и плечи не девичьи, да и силой бог не обидел. Там, в Лане, ты обучил его борьбе, показал неведомые ему приемы владения мечом, но, обладая силой, он не в ладах с умом. Между тем лишь одно в паре с другим делают настоящего короля. Ему надлежало бы помнить, что он сын монарха, а не епископа.
– В его годы я чаще заглядывался на девиц, нежели упирался глазами в Священное Писание, – вторил ему Генрих. – Гляди, брат, – он кивнул на Роберта, разглядывающего на капители одной из колонн мраморные фигурки из какого-то библейского сюжета, – вместо веселья он занят созерцанием святых. – Затем герцог указал на Рено: – Монах танцует, король молится! Не кажется ли тебе это противоестественным, брат?
– Ты предлагаешь отругать монаха?
– Упаси тебя бог! Я был сегодня в церкви; клянусь распятием, этот малый знает свое дело. Пусть отдохнет, не надо ему мешать. Но как заставить мальчишку последовать его примеру?
– Быть может, подружить их?
– О чем ты, Гуго? И без того Роберт с тех пор, как узнал про монаха, не отходит от него.
– Он ищет в нем духовного наставника, но нам нужно совсем иное. – Король поглядел на Можера: – Сможет твой приятель вразумить моего сына, отвратить его от духовного и привлечь к мирскому? Пойми, мой наследник должен быть королем, а не святошей.
– Боюсь, государь, такой подход к делу совсем выбьет его из колеи. Таким наставником может быть кто угодно, но не монах. Как бы Роберт, узрев в этом богохульство, не побежал жаловаться епископу на нового священника.
– Тогда сам возьмись за это!
– Я уже пробовал, государь, по вашей же просьбе, сблизить Роберта с молоденькими фрейлинами. Помните, это было в Лане? И что же? Ни черта из этого не вышло. Братец уперт, как сто ослов. Едва приблизится к нему одна из них или попробует заговорить, у него тотчас отсыхает язык, и он каменеет, превращаясь в столб. Точь-в-точь как жена Лота. А когда я спрашиваю его, он начинает мямлить о несчастной любви, вспоминает некую девицу, которую любил, но ее отняли у него.
– Не та ли это история с дочерью какого-то бедного дворянина? – спросил Генрих у брата. – Помнится, это было в прошлом году.
– Так вот оно что, – протянул король. – Выходит, всему виной несчастная любовь, которая разбила его сердце, отвратив от всего мирского? Однако он никогда не поделится этим со мной, а следовало бы.
– Мне он тоже ничего не рассказывал, всё только вздыхал, – сказал Можер. – Но что за история такая, государь, не поведаете ли? Узнав обо всем, мы вместе попробуем что-нибудь придумать.
– Как-то на одной из улиц Роберту повстречалась некая девица, одних с ним лет, как выяснилось позже, дочь разорившегося барона. Случилось это так. Они с Робертом выходили из церкви. Не знаю уж, как это вышло, но оба тотчас потеряли голову от любви. Узнав, где живет девчонка, Роберт стал тайком наведываться к ней, случалось, пропадал там целыми днями. А однажды пришел ко мне и заявил, что женится на ней. Я запретил ему даже думать об этом. Кто он? Сын герцога франков! Разве о такой партии для сына мечтал я? К тому же он был еще слишком юн. Так я ему и сказал. Но он и слушать ничего не захотел и, несмотря на мое запрещение, опять ушел к ней. Тогда я позвал к себе отца этой нимфы и разъяснил ему суть вещей, потребовав, чтобы он запретил дочери встречаться с моим сыном. Он пообещал, но, по-видимому, ему льстило такое знакомство. Может быть, он втайне надеялся и на родство. Однако я не мог этого допустить и, когда Роберт вернулся, в наказание за непослушание запретил ему выходить за пределы дворцовой ограды и приставил к нему стражу. Потом добавил, что если я узнаю о том, что он вновь нарушил мой запрет, то отправлю девчонку в монастырь. Это подействовало. Роберт проплакал несколько дней кряду, а потом поутих и замкнулся в себе, перестав с нами общаться. Однако верные слуги донесли мне, что он готовит побег и собирается навсегда исчезнуть из города вместе со своей наядой. Что было делать? Я послал своего человека в дом к этому дворянину, и тот передал ему мой приказ – покинуть город. В противном случае его дочь отдадут в монастырь. Как рассказывали потом, отец начал уже собираться в дорогу, как вдруг обнаружил, что дочь исчезла. Он принялся за поиски, но тут соседка сообщила ему, что его дочь подалась в женский монастырь Нотр-Дам де Шан. Такой один близ Парижа. Пусть там ее и ищет отец, так сказала девица этой соседке.
Ознакомительная версия.
