— Подождем, пока она рассорится со своими Бурбонами и гугенотами.
И, продолжая разговор, они покинули комнату через потайную дверь.
Мария Стюарт в это время целовала восковую руку Франциска:
— Увы! Никто, кроме меня, не плачет над тобой! Бедный ты мой, как ты любил меня!
— Но я тоже здесь, государыня, — с глазами, полными слез, сказал Габриэль де Монтгомери, все время державшийся в стороне.
— О, благодарю вас! — с признательностью взглянула на него Мария.
— Но я не только буду оплакивать его, — прошептал Габриэль, следя издали, как важно выступает Монморанси рядом с Екатериной Медичи. — Вполне возможно, что я отомщу за него! Если коннетабль снова стал всемогущ, мы с ним еще поборемся!
Восемь месяцев спустя после кончины Франциска II, 15 августа 1561 года, Мария Стюарт готовилась к отплытию из Кале в Шотландию.
В течение этих восьми месяцев она каждый день и каждый час противилась настояниям не только Екатерины Медичи, но даже и своих дядюшек, жаждавших удалить ее из Франции. Мария никак не могла решиться расстаться с этой милой ее сердцу страной, где она была счастлива и любима.
Несмотря на всю скорбь, она побывала по приглашению своего дядюшки кардинала Лотарингского в Реймсе и там, в Шампани, оставалась до весны. Потом, когда религиозная смута докатилась до Шотландии, она наконец решилась на отъезд. В решении этом сыграла свою определенную роль и ненависть Екатерины Медичи, преследовавшая ее всюду.
Итак, в июле она простилась с двором в Сен-Жермене.
В качестве вдовствующей королевы она получила ренту в двадцать тысяч ливров от доходов Турени и Пуату. Кроме того, у нее было немало драгоценностей. Такая добыча вполне могла бы соблазнить какого-нибудь «джентльмена удачи». Можно было также опасаться какого-либо выпада со стороны Елизаветы Английской, уже видевшей в молодой шотландской королеве свою соперницу. Поэтому несколько человек из дворян вызвались проводить Марию до ее резиденции. Прибыв в Кале, она увидела там не только своих дядюшек, но и многих блестящих придворных.
В порту уже стояли наготове две галеры, но тем не менее она провела в Кале еще шесть дней, ибо все провожавшие ее никак не могли с нею расстаться. Наконец, назначили срок отплытия — 15 августа. День выдался какой-то грустный, серый, хотя дождя и ветра не было. На берегу Мария, желая поблагодарить всех провожавших, каждому протянула руку для прощального поцелуя. И все подходили и почтительно, преклонив колено, касались губами этой прелестной руки. Последним подошел какой-то человек, следовавший за Марией от самого Сен-Жерменского предместья. Закутавшись в плащ и надвинув шляпу, он ехал позади всех и ни с кем не разговаривал.
И когда он преклонил колено и обнажил голову, Мария узнала Габриэля де Монтгомери.
— Как, граф, это вы? Верный друг, я счастлива видеть вас! Как бы мне хотелось выразить свою признательность не только словами, но — увы! — здесь у меня нет другой возможности. Если бы вы согласились последовать со мной в бедную мою Шотландию…
— Таково и мое желание, — порывисто воскликнул Габриэль, — но одна важная причина удерживает меня во Франции. Есть некая особа, которая мне дорога и священна… я не встречался с ней два года, и она в это время…
— Неужели вы говорите о Диане де Кастро? — перебила его Мария.
— О ней, государыня. В прошлом месяце в Париже я получил от нее письмо. Она назначила мне свидание в Сен-Кантене 15 августа. Однако я смогу прибыть туда только завтра. Не знаю, зачем она меня призывает, но убежден: она не станет упрекать меня за то, что я хотел проститься с вами.
— Милая Диана! — задумчиво молвила Мария. — И она меня тоже любила, и она мне была сестрой. Возьмите и передайте ей от меня этот перстень. И поскорей поезжайте к ней. Возможно, она нуждается в вашей помощи. Прощайте! И вы, друзья мои, прощайте! Меня ждут.
Она решительно ступила на сходни. За нею поднялись на борт те, кто отправлялся с нею в Шотландию. Отирая слезы, она махала платком родным и друзьям, оставшимся на берегу. Наконец, когда галера вышла в открытое море, она заметила какое-то большое судно, входившее в гавань. Но вдруг судно это ни с того ни с сего наклонилось вперед и, будто напоровшись на подводный камень, стало быстро погружаться в море. Это произошло так стремительно, что с галеры даже не успели спустить шлюпку. Через минуту морская пучина поглотила судно со всей его командой.
— Всемогущий Боже! — воскликнула Мария. — Какое ужасное предзнаменование!
В это время ветер посвежел, и галера пошла под парусами. Берег таял на глазах у Марии, и она, опершись на поручни, смотрела в сторону гавани, без конца повторяя:
— Прощай, Франция! Прощай, Франция!
Так она простояла до самой темноты, и когда ее пригласили к ужину, она в порыве отчаяния безудержно зарыдала:
— Прощай, моя дорогая Франция! Я не увижу тебя никогда!
Потом, отказавшись от ужина, она ушла в свою каюту, попросив рулевого разбудить ее утром, если покажется берег.
На сей раз судьба улыбнулась Марии: ветер стих, судно еле двигалось на веслах, и поэтому, когда день занялся, Франция была еще видна.
Когда рулевой постучал в каюту королевы, она была уже одета и, сидя на постели, смотрела в раскрытое окно на далекий, дорогой ее сердцу берег. Но радость ее была непродолжительна: ветер окреп, и вскоре Франция скрылась из виду. На море лег густой, плотный туман. Пришлось плыть наудачу, стараясь держаться нужного курса. И когда на третий день туман рассеялся, выяснилось, что вокруг судна громоздились скалы и, если бы оно продвинулось еще на два кабельтова, то непременно бы разбилось. Лоцман, измерив глубину, определил, что они находятся у берегов Шотландии, и галера, искусно лавируя между скал, наконец бросила якорь в одной из гаваней неподалеку от Эдинбурга.
Среди свиты Марии были остроумцы, которые говорили, что под покровом тумана она прибыла в страну, полную смут и смятений. Марию никто не ждал, и, чтобы добраться до Эдинбурга, ей вместе со свитой пришлось трусить на деревенских лошаденках. При виде этих кляч Мария невольно вспомнила породистых скакунов, на которых она гарцевала во время королевской охоты. Она уронила еще несколько скудных слезинок, сравнивая покинутую страну с той, в какой она теперь находилась. Но вот она улыбнулась сквозь слезы и сказала:
— Нужно запастись терпением тому, кто меняет рай на преисподнюю.
Так прибыла Мария Стюарт в Англию, которая, словно роковой палач, лишит ее впоследствии жизни.
