Теперь вы можете себе представить, какой судьбоносный был этот день для меня: еще утром я был простым младшим офицером, а сейчас выслушивал комплименты в свой адрес от генерал-губернатора, генерала и первой леди Индии (пусть даже такой глупой старой карги). Ты сорвал банк, Флэши, подумал я, и вот награда для тебя. Следующие слова Окленда подтверждали, судя по всему, обоснованность моих чаяний.
— Почему бы в таком случае не подыскать для него что-нибудь более подходящее, — спрашивает он у Кроуфорда. — Буквально вчера генерал Эльфинстон сетовал, как не хватает ему хотя бы нескольких хороших посыльных.
Что ж, это не предел мечтаний, но стать посыльным генерала — для начала уже не плохо.
— Проклятье, — отвечает Кроуфорд, — вы чертовски правы. Что скажете, Флэшмен? Курьер командующего армией, а? Получше, чем болтаться тут в Компании на задворках, разве не так?
Я, естественно, заявил, что почту за честь и принялся благодарить его, но он оборвал меня.
— Вы будете еще более благодарны, когда узнаете, куда вас заведет служба у Эльфинстона, — ухмыляясь, говорит Кроуфорд. — Богом клянусь, хотел бы я быть вашего возраста и оказаться сейчас на вашем месте. Это, конечно, армия Компании, и чертовски хорошая при том, но от них потребовалось несколько лет службы — как потребовалось бы и от вас — что бы оказаться там.
Я был весь нетерпение, и леди Э. и улыбалась и вздыхала одновременно.
— Бедный мальчик, — сказала она. — Ну не томите же его.
— Ну хорошо, тем более что завтра все и так станет известно, — продолжает Кроуфорд. — Вы, Флэшмен, естественно, не встречались с Эльфинстоном — командиром Бенаресской дивизии, по крайней мере, до этой ночи. А затем ему предстоит увести свою армию за Инд. И можете себе представить, куда?
Звучало заманчиво, и я крякнул от избытка энтузиазма.
— Ах, вы, счастливец, — весь светясь, говорит Кроуфорд. — Сколько отчаянных рубак отдали бы правую ногу за право служить у него? В том самом месте, где бравому улану легче всего заработать рыцарские шпоры, клянусь богом!
Мерзкий холодок плохого предчувствия пробежал у меня по спине, и я поинтересовался, где же находится такое место.
— Это Кабул, разумеется, — отвечает он. — Где же еще, как не в Афганистане?
Старый идиот был уверен, что меня должна обрадовать эта новость, и я, конечно, делал вид, что так и есть. Думаю, любой офицер в Индии запрыгал бы от радости, изо всех сил старался выглядеть радостным и исполненным благодарности, но на самом деле был так зол, что будь моя воля, прибил бы этого дурака не сходя с места. Я был уверен, что все идет хорошо, что мое неожиданное знакомство позволить мне обеспечить свое положение, а вместо этого оказался в самой горячей и опасной точке мира, если верить тому, что о ней говорят. В то время в Калькутте только и было разговоров, что про Афганистан и кабульскую экспедицию, и большая их часть посвящалась варварству туземцев и негостеприимному климату страны. Может, все еще обойдется, говорил я себе, и меня оставят в Бенаресе, но нет, и, склонившись перед леди Эмили, я чувствовал, как в горле у меня застыл ком.
Немного подумав, я снова радостно улыбнулся, и выразил мнение, что у генерала Эльфинстона наверняка есть собственные соображения по выбору адъютанта, может у него на примете имеются более достойные кандидатуры…
Кроуфорд только отмахнулся: он-де уверен, что Эльфинстон будет счастлив заполучить парня, знающего язык и управляющегося с пикой как казак, а леди Эмили была уверена, что генерал найдет место для меня. Так что выхода не оставалось: мне приходилось принять это и изображать при этом воодушевление.
Той ночью я задал Фетнаб самую большую трепку за всю ее мармеладную жизнь и разбил горшок о голову уборщика.
У меня даже не было времени нормально подготовиться. Генерал Эльфинстон (или Эльфи-бей, как его прозвали остряки) вызвал меня к себе уже на следующий день. Это был представительный старик с загорелым морщинистым лицом и пышными седыми бакенбардами. На свой лад он был неплохим человеком, хотя менее подходящую кандидатуру на роль командующего армией вы с трудом могли бы себе представить: ему было под шестьдесят, да и крепким здоровьем генерал не отличался.
— Это большая честь для меня, — говорил он, имея в виду свою новую должность, — но полагаю, что такой груз стоило возложить на более молодые плечи, да-да, именно так.
При этом он качал головой с весьма печальным видом, и меня не покидала мысль: да уж, хорош вождь!
Как бы то ни было, генерал выразил удовольствие от моего прибытия в его штаб (чтоб ему пусто было) и сказал, что это весьма кстати — для меня есть срочное поручение. Своих прежних адъютантов он рассчитывал оставить при себе, и использовать для подготовки к путешествию, а меня намеревался послать в Кабул, что подразумевало, как я понимал, стать вестником его прибытия и проверить, все ли готово для его размещения. Так что мне предстояло собирать свои пожитки, нанимать верблюдов и мулов, что подразумевало, понятное дело, большую суету и траты. Мои слуги в эти дни буквально валились с ног, скажу я вам, а Фетнаб выплакала все глаза. Я приказал ей заткнуться, если не хочет, чтобы я отдал ее афганцам в Кабуле, и она настолько испугалась, что и впрямь затихла.
Так или иначе, после первого расстройства, я пришел к выводу, что нет смысла плакать над убежавшим молоком, и решил посмотреть на это дело с хорошей стороны. По крайней мере, я стал адъютантом генерала, что может оказаться небесполезным в последующие годы. В Афганистане пока все было спокойно, а командование Эльфи-бея, принимая во внимание его возраст, не могло продлиться долго. Я взял с собой Фетнаб и всю прислугу, включая Бассета, а при помощи Эльфи-бея мог заполучить в свою команду еще и Мухаммеда Икбала. Тот, естественно, знал пушту — язык афганцев, и мог научить меня по дороге. Кроме того, такого парня хорошо иметь рядом, он будет прекрасным товарищем и проводником.
Прежде чем отправиться, я постарался собрать всю возможную информацию об афганских делах. На мой взгляд, они выглядели не лучшим образом, — и еще немало людей в Калькутте (за исключением этого осла Окленда) разделяли эту точку зрения. Причиной, по которой мы отправляли экспедицию в Кабул — в самое сердце самой худшей страны в мире, был страх перед Россией. Афганистан, если хотите, служил буфером между Индией и Туркестаном, на территорию которого Россия распространила свое влияние, и русские постоянно вмешивались в афганские дела в надежде расширить свои владения дальше на юг, включая, вероятно, даже Индию. Так что Афганистан имел большое значение для нас, и благодаря стараниям этого напыщенного шотландского шута Бернса британское правительство приняло решение о вторжении в страну и замене заподозренного в симпатиях к русским шаха Дост Мохаммеда на нашего марионеточного правителя шаха Шуджу. Полагаю, прорусские симпатии у прежнего шаха возникли по вине нашей недальновидной политики, но так или иначе, кабульская экспедиция увенчалась успехом: Шуджа сел на трон, а старину Доста сослали в Индию. И все бы хорошо, но афганцам совсем не нравился Шуджа, и нам пришлось оставить в Кабуле армию, чтобы удерживать его на троне. Командовать этой армией и был назначен Эльфи-бей. Армия была довольно хорошей, и состояла частью из королевских, частью из сипайских частей, и ее задача состояла в том, чтобы держать в узде все племена, поскольку помимо сторонников Доста существовало еще великое множество мелких князьков и тиранов, которые ни за что не упустили бы возможность половить рыбку в мутной воде, а столь любимые афганцами обычаи кровной мести, грабежа и убийства ради забавы расцветали пышным цветом. Наша армия не давала разразиться крупному восстанию, — по крайней мере, пока — но вынуждена была патрулировать местность и держать гарнизоны в маленьких фортах, а также усмирять или подкупать вожаков разбойных банд. Все задавались вопросом: сколько так может продолжаться? Самые умные утверждали, что назревает взрыв, и когда мы выехали из Калькутты, в моей голове сидела единственная мысль: кто бы не взлетел на воздух, это не должен быть я. Но таково уж было мое счастье, что я направлялся прямо в самое пекло.
