Мы шли под яркими холодными звездами, миновали Беданфорд и только когда я нашел поросший лесом холм, который мог послужить нам защитой, я позволил людям остановиться.
Мы не зажигали огней в ту ночь. Я наблюдал за местностью, ожидая датчан, но они не пришли.
А на следующий день мы уже были дома.
Наступил Йолль, и вместе с ним началась буря, пришедшая с Северного моря и поднимавшая снег над мёртвой землёй.
Отец Уиллибальд, западно-саксонские священники, близнецы из Мерсии и поющие монахи вынуждены были остаться в Букингааме, пока не улучшится погода. Затем я дал им в сопровождение Сердика и двадцать копьеносцев, чтобы безопасно доставить их домой.
Они взяли с собой волшебную рыбу и пленника Иванна. Альфред, если он всё ещё был жив, захотел бы послушать о предательстве Эорика.
Я передал письмо к Этельфлед с Сердиком, по возвращении он заверил меня, что отдал письмо одной из её надежных служанок, но ответа не принес.
— Мне не позволили увидеться с госпожой, — сказал мне Сердик, — они держат ее под замком.
— Под замком?
— Во дворце, господин. Они все рыдают и причитают.
— Но Альфред был ещё жив, когда ты уезжал?
— Он ещё был жив, но по словам священников, он жив только благодаря молитвам.
— Это в их духе.
— Лорд Эдвард обручён.
— Обручён?
— Я был на церемонии, господин. Он женится на леди Эльфлед.
— На дочери олдермена?
— Да, господин. Её выбрал король.
— Бедный Эдвард, — сказал я, вспомнив рассказанную отцом Уиллибальдом сплетню о том, что наследник Альфреда хотел жениться на девушке из Кента.
Эльфлед была дочерью Этельхельма, олдермена Суморсета, и, видимо, этим браком Альфред хотел соединить Эдварда с самой могущественной семьей уэссекской знати.
Интересно, что случилось с той девушкой из Кента.
Сигурд отправился обратно в свои владения, и в ярости слал налетчиков в Саксонскую Мерсию, чтобы жечь, убивать, порабощать и грабить. Это была война у границ, ничем не отличавшаяся от бесконечных битв между шотландцами и нортумберлендцами.
Ни один из его бандитов не тронул мои владения, но мои поля лежали к югу от обширных земель Беорнота, и Сигурд сконцентрировал свою злость на олдермене Элфволде, сыне человека, который погиб, сражаясь рядом со мной в Бемфлеоте. Земель же Беорнота он не тронул, и это показалось мне интересным.
Поэтому в марте, когда на живых изгородях забелела звездчатка, я взял пятнадцать человек и с новогодними подарками отправился на север, в гости к Беорноту — с сыром, элем и соленой бараниной.
Я обнаружил старика закутанным в меховой плащ, скрюченным в своем кресле. Его лицо обвисло, глаза помутнели, а нижняя губа бесконтрольно дергалась.
Он умирал. Его сын Беортсиг угрюмо наблюдал за мной.
— Настало время, — сказал я, — преподать Сигурду урок.
Беорнот сердился.
— Хватить шагать туда-сюда, — приказал он мне, — ты заставляешь меня чувствовать себя старым.
— Ты и есть старый, — ответил я.
Он скорчился от моих слов.
— Я как Альфред, — сказал он, — собираюсь встретиться со своим богом. Я собираюсь на суд божий, чтобы выяснить, кто вознесется, а кому гореть в аду. Его же пустят на небеса, как думаешь?
— Альфреда пустят, — согласился я, — а тебя?
— По крайней мере, в аду будет тепло, — сказал он, немощно смахивая слюну со своей бороды. — Так ты хочешь воевать с Сигурдом?
— Я хочу убить ублюдка.
— У тебя был шанс перед Рождеством, — сказал Беортсиг. Я проигнорировал его замечание.
— Он ждет, — говорил Беорнот, — ждет смерти Альфреда. Он не станет нападать, пока Альфред не помрет.
— Он уже атакует, — сказал я.
Беорнот покачал головой.
— Просто налеты, — пренебрежительно произнес он, — и он вытащил свой флот на берег в Снотенгахаме.
— В Снотенгахаме? — переспросил я удивленно. Это было настолько глубоко в землях Британии, насколько мог пройти какой-либо морской корабль.
— Что должно убедить тебя в том, что он не планирует ничего, кроме набегов.
— Это говорит мне о том, что он не собирается делать набегов с моря, — сказал я, — но что помешает ему передвигаться по суше?
— Может быть, он будет двигаться, — допустил Беорнот, — когда Альфред умрет. А сейчас, он просто угоняет немного скота.
— Тогда я хочу угнать немного его скота, — сказал я.
Беортсиг бросил сердитый взгляд, а его отец пожал плечами.
— Зачем тормошить дьявола, когда он дремлет? — спросил старик.
— Элфволд не думает, что он дремлет, — возразил я.
Беорнот рассмеялся.
— Элфволд молод, — пренебрежительно сказал он, — и он амбициозен, вечно ищет проблем.
Саксонских лордов можно разделить на два лагеря: тех, кто возмущен превосходством западных саксов на их земле, и тех, кто их поддерживает.
Отец Элфволда поддерживал Альфреда, а Беорноту хотелось бы вернуться в прежние времена, когда в Мерсии был собственный король. Как и все остальные с подобными взглядами, Беорнот отказался послать войска для помощи мне в битве с Хэстеном.
Он предпочел отдать своих людей под начало Этельреда, что означало, что они просидят в гарнизоне Глевекестра, ожидая атаки, которой никогда не будет.
С тех самых пор между обоими лагерями чувствовалась озлобленность, но Беорнот был достаточно хорошим человеком — а может быть, из-за близкой смерти — он не хотел продолжать вражду.
Он пригласил нас остаться на ночь.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросил он, — я люблю истории. Расскажи мне про Бемфлеот. — Это было великодушное приглашение, скрыто подразумевающее, что он согласен, что его люди были не в том месте прошлым летом.
Я не рассказал историю полностью. Вместо этого в зале, где балки осветились красным светом огромного очага, а эль сделал мужчин громкоголосыми, я рассказал, как погиб старший Элфволд.
Как мы вместе бросились в атаку, и как мы раскидали датский лагерь, и как мы неистовствовали среди напуганных людей на вершине холма, а потом датское подкрепление пошло в контратаку, и битва ожесточилась. Все внимательно слушали.
Почти всем присутствовавшим приходилось стоять в стене из щитов, и они познали страх этого момента.
Я рассказал, как была убита моя лошадь, и как мы встали в круг из щитов и сражались против орущих датчан, которых так внезапно стало гораздо больше нас, и описал смерть, которую нашел Элфволд. Как он крушил, отправлял врагов в могилу, побеждал одного за другим, пока в конце концов удар топора не разрубил его шлем.
