Ознакомительная версия.
– Я полагаю, коль битва неизбежна, то нужно провести ее в том месте, где варвары не смогут использовать свое численное превосходство, – молвил Адимант, глядя то на Еврибиада, то на Динона. – Я предлагаю завтра на рассвете отвести наш флот к Гемейским скалам, поскольку наша позиция у мыса Артемисий совершенно безнадежна.
Адимант открыл было рот, собираясь и дальше отстаивать свою точку зрения, но Еврибиад резко перебил его, сердито воскликнув:
– Безнадежных позиций не бывает, есть безнадежные трусы!
Адимант оскорбленно вскинул голову, затем стремительно рванулся к выходу, едва не сбив медную масляную лампу, подвешенную к шесту посреди палатки. Бешенство распирало Адиманта, который шагал к холмам, поросшим лесом, не желая никого видеть. Ночь уже опустилась, и Адимант ругался сквозь зубы, то и дело спотыкаясь о камни и корни деревьев, торчавшие из земли.
«Я думал, что главный безумец в нашем войске – Фемистокл, но это не так, клянусь Зевсом! – думал Адимант. – В стремлении умереть в неравной битве с варварами Еврибиад намного превосходит Фемистокла. Куриные мозги Еврибиада совсем ничего не соображают! Он готов выйти в море против персов даже верхом на бревне! Воистину спартанцам с таким усердием вбивают в голову мысль о том, что их жизнь – это всего лишь подготовка к доблестной смерти, что все они готовы идти напролом, лишь бы не отступать перед врагом!»
Глава восьмая. Приказ из Спарты
Смерть царя Леонида никак не укладывалась в голове Еврибиада. Сознавая эту тягостную утрату умом, Еврибиад не мог принять ее сердцем. То, что персы отыскали обходную тропу по горам, почти не удивило Еврибиада, ведь об этой заброшенной тропе слышали многие. Еврибиад был поражен и возмущен тем, что спартанское войско так и не подошло на помощь к отряду Леонида. Хотя власти Лакедемона открыто заявляли в Синедрионе, что спартанская армия прибудет в Фермопилы сразу по окончании праздника в честь Аполлона Карнейского.
Перед своим отъездом к флоту Еврибиад сам разговаривал с царем Леотихидом, из рода Эврипонтидов, о сроках сбора и выступления спартанского войска в поход против Ксеркса. Леотихид заверял Еврибиада в своей готовности возглавить спартанцев.
«Выходит, что Леотихид лгал мне или же эфоры и его водили за нос, – терзался Еврибиад мрачными раздумьями. – Праздник в честь Аполлона Карнейского закончился, но спартанское войско к Фермопилам так и не выступило. По какой же причине? Кто повинен в этом? Кто обрек на гибель царя Леонида?»
Еврибиад со стоном сжал голову ладонями, раскачиваясь на стуле, как маятник.
В палатку заглянул слуга-илот, негромко спросивший:
– Тебе плохо, господин? Может, послать за лекарем?
– Убирайся! – рявкнул Еврибиад.
Слуга мигом исчез за входным пологом.
Решив взять себя в руки, Еврибиад выпил вина и лег в постель с намерением заснуть, ибо время приближалось к полуночи. Но стоило Еврибиаду закрыть глаза, как пред ним возникло прекрасное лицо Горго в обрамлении темных кудрей, выбивающихся из-под тонкого белого покрывала. В больших темно-синих очах Горго стояли слезы. Еврибиад застонал и сел на ложе, свесив ноги на мягкий ковер. Недавний сон, привидевшийся ему, и впрямь оказался вещим!
Надев сандалии и накинув на плечи хламиду, Еврибиад вышел из палатки. В ночи громко стрекотали цикады. Со стороны морского побережья долетали громкие голоса и стук топоров, это шли работы на поврежденных в битве кораблях. Эллинский стан был озарен кострами. Многим воинам и матросам так и не придется поспать в эту августовскую ночь из-за спешной починки триер.
В нескольких шагах от палатки Еврибиада застыли, словно на страже, две сосны, распластав темные ветви на фоне необъятного звездного неба. Над сумрачным горным кряжем медленно всходила полная луна, подобная печальному лицу Горго.
Еврибиад спустился к морю, заслышав шум возле стоянки коринфских и эгинских триер. Там собралась толпа воинов и гребцов, над головами людей мелькали факелы. Еврибиад остановился на пригорке, внезапно вынырнув из темноты.
– Что здесь творится? – раздался его властный окрик.
Среди гребцов и матросов пронесся шепот: «Наварх Еврибиад!» – и все, толкаясь, кинулись врассыпную. Не двинулись с места лишь несколько человек.
Кто-то из них ответил Еврибиаду:
– Недалеко отсюда какое-то судно село на мель. Туда отчалила лодка с двумя гребцами. Похоже, судно греческое. Но откуда оно сюда пришло, неизвестно.
Еврибиад спустился с пригорка на галечный пляж к самой кромке лениво набегающих волн. Это известие его заинтриговало. Может, корабль пришел со стороны вражеского берега? Если так, то с какими вестями?
Не прошло и пяти минут, как лодка вернулась обратно к берегу. Кроме гребцов в суденышке находился еще один человек, сидящий на корме у рулевого весла.
Корпус и мачта севшего на мель корабля смутно виднелись в ночи на спокойной глади моря.
Прошуршав днищем по гальке, лодка вползла на берег своим узким загнутым носом. Гребцы проворно выскочили из нее, сложив мокрые весла на гребные скамейки. Выбрался на сушу и тот, кого они привезли с неизвестного корабля. Едва его лицо озарил рыжий свет факела, как Еврибиад издал удивленный возглас:
– Ты ли это, Евхенор? Как ты здесь оказался?
– Привет тебе, Еврибиад! – сказал ночной гость, протянув руку наварху. – Я прибыл сюда на «Пасифае» прямиком из Лакедемона. К сожалению, мой кормчий-растяпа посадил судно на отмель. Он плохо знает здешние воды. Я привез тебе письмо от эфоров.
Еврибиад знал, что «Пасифая» является посыльным кораблем спартанских властей. Эта быстроходная диера, судно с двумя рядами весел, именно для этой цели была построена на Эгине несколько лет тому назад.
– Письмо с тобой? – тихо спросил Еврибиад.
Евхенор молча кивнул.
– Тогда идем в мою палатку, – добавил Еврибиад.
Евхенора и Еврибиада связывало не только давнее знакомство, но и родство. Евхенор доводился родным братом Алкибии, супруге Еврибиада.
Евхенор был на четыре года моложе Еврибиада. Это был муж широкоплечий и мускулистый, с легкой упругой походкой, во всех его движениях чувствовались уверенность и сила. В отличие от Еврибиада, Евхенор любил море и корабли, поэтому его назначили командиром посыльной диеры. Обычно Евхенор ненадолго задерживался в Спарте, поскольку эфоры постоянно отправляли его куда-нибудь с различными поручениями. Со временем Евхенор свыкся с ролью посла или гонца, совершенно отвыкнув от боевого спартанского строя. Хотя в прошлом он был неплохим пентакосиархом.
Оказавшись наедине с Еврибиадом в его палатке, Евхенор вынул из кожаной сумки, висевшей у него на боку под плащом, две медные навощенные таблички, связанные красным шнуром.
Ознакомительная версия.
