– Никак нет, ваше высокоблагородие, я и со стеклянными прицелами справлюсь, только не знаю, сбиваются ли они при выстреле. Но, по моему разумению, не должны; прочно устроены, – не торопясь ответил комендор.
– Смотри! Я на вас, комендоров, особенно надеюсь. Не забудь выпить сегодня лишнюю чарку, – проговорил Руднев и пошел дальше.
Выше среднего роста, стройный, с темной густой бородкой, представительный и подобранный, он обходил команду, с которой проплавал уже около двух лет и которую прекрасно знал. Матросы, в свою очередь, хорошо изучили своего требовательного, но заботливого командира. Сегодня Руднев, как всегда, расспрашивал матросов об их самочувствии, шутил по поводу предстоящего боя:
– Помните, ребята, цельтесь в самого адмирала Уриу, чтобы не было промаха! Попадете, не ровен час, в его адъютанта или вестового, толку от этого не будет.
Он, как обычно, попробовал матросский обед, похвалил кока, приказал сегодня никому не отказывать в добавке.
– Сытый матрос смелее воюет, – пояснил он.
Хотя и прежде матросы не жаловались на недостаток питания, но сегодня все могли наесться до отвала.
Командир «Корейца» объявил офицерам и команде о начале военных действий и решении Руднева прорваться сквозь японскую эскадру в Артур.
Офицеры единодушно одобрили намерение сразиться с превосходящими силами врага.
– Если не победим, то нанесем потери японцам и выведем из строя несколько их судов, – ответил за всех офицеров Левицкий.
– Непринятие вызова японцев покрыло бы нас несмываемым позором, – вторили ему другие.
Беляеву осталось лишь отдать распоряжение о подготовке к бою. На корабле закипела работа. Ни среди офицеров, ни среди матросов не было заметно растерянности или волнения. Матросы перекидывались острыми? шутками. Комендоры у орудий прикидывали, как удобней расположить подаваемые на палубу боевые припасы для двух восьмидюймовых пушек, расположенных по бортам, и одного шестидюймового ретирадного орудия на корме, которые составляли основное вооружение «Корейца».
К одиннадцати часам все работы на «Варяге» были окончены, и Руднев приказал собрать команду на верхней палубе. Когда она была выстроена, Руднев вышел перед фронтом и объявил матросам о начале военных действий с Японией. Затем он зачитал письмо Уриу и объяснил все коварство поведения японцев. Команда загудела от негодования.
– Нам выхода нет. Город занят японцами, у входа в море находится эскадра. Мы находимся в ловушке, поэтому я решил принять бой с целью прорваться в Артур. В бою действуйте спокойно и точно. Пожаров, пробоин не бойтесь. При дружной работе мы с ними справимся. Комендоры должны наводить орудия так, чтобы ни один снаряд не пропал даром. Враг сильнее, но не храбрее нас, а храбрость, как вы знаете, города берет. Помолимся же теперь богу и смело пойдем в неравный бой под Андреевским флагом. Ура!
Под громкие крики матросов музыка исполнила гимн, и команду распустили.
Тотчас же просвистали к вину. Матросы длинной вереницей потянулись к ендове, около которой со списком в руках уже стоял баталер. Руднев приказал сегодня всем выдать двойную порцию вина и усиленное довольствие. Начиная с унтер-офицеров, матросы по очереди выпивали одну за другой обе чарки, крякали и вытирали усы оборотной стороной ладони.
– Напоследок выпьем, чтобы глаз был вернее, когда по японцу станем наводить наши пушки, – бодро проговорил комендор Сайкин.
– Да, драка должна быть жаркая. Кое-кто попадет и в царство небесное, – отозвался артиллерийский квартирмейстер Зубов.
– Не про матросов оно написано; для нас поди черти в аду сковородки да клещи разогревают. Ждут не дождутся дорогих гостей, – продолжал балагурить Сайкин.
– Хоть бы перед боем зря языком не трепал, – остановил его Бондаренко.
Обычно не пьющий и получавший винное довольствие деньгами, он сегодня тоже подошел за своей порцией.
– Ты это что, Петр Григорьевич? – удивился баталер. – Кроме того, тебе от командира положена еще одна чарка. Пей сразу три, может, повеселей станешь.
– Набьем японцу по первое число, долго будет помнить, – хвастливо заметил унтер-офицер Зубов.
– Не хвались, идучи на рать, – оборвал его Бондаренко. – Сила у него большая супротив «Варяга» да «Корейца».
– А ты раньше времени панихиды не пой, комендор, – ответил унтер и, сплюнув за борт, отошел.
Бондаренко плотно пообедал, перекрестил лоб после еды и, не дожидаясь команды, направился к своей пушке.
– Знатно поели сегодня, – встретил его Сайкин, – никому отказа в добавке не было. Ешь – не хочу!
– На полное брюхо воевать легче. Набитый живот не всякий осколок пробьет, – усмехнулся Бондаренко, – дайкась прикурить, Захарыч.
Оба матроса деловито свернули цигарки и задымили махоркой.
В кают-компании в этот день было необычайно оживленно.
Предстоящий бой вызвал приподнятое настроение. Офицеры пригласили к себе в кают-компанию командира и потребовали шампанского. Содержатель кают-компании также постарался на славу и приготовил роскошный обед. За столом шел оживленный разговор. Офицеры торопливо поглощали все находящееся на столе, перебрасываясь шутками.
– Надо поторапливаться, господа, – громко проговорил Руднев. – В половине двенадцатого мы снимаемся с якоря.
Затем он приказал разлить шампанское.
– За сегодняшнюю победу! – провозгласил он.
– …или смерть! – дружно ответили ему офицеры.
Перед концом обеда в кают-компании появился вольнонаемный кок офицерского камбуза Иван Кузьмич Криштофенко, или просто Кузьмич.
Его круглое, как луна, багрово-красное лицо с заплывшими жиром живыми глазами было преисполнено торжественности. Белый халат и поварской колпак блистали белизной.
– Разрешите, ваше высокоблагородие, обратиться к вам с просьбой, – подошел он к Рудневу.
– Хочешь на прощанье перед уходом с «Варяга» сказать нам несколько слов? – спросил капитан.
– Никак нет! Сколько лет вместе мы жили на «Варяге»в ладу и мире, негоже поэтому мне перед боем, как трусливой крысе, покидать свой корабль. Дозвольте остаться на крейсере и зачислиться добровольцем-матросом, – с достоинством неторопливо ответил повар.
– Ай да молодец наш Кузьмич! Конечно, оставайся, будешь в бою при мне. Господа, я предлагаю выпить за нашего кормильца и поильца Кузьмича, который готов идти с нами на смертный бой, – поднял свой бокал Руднев.
Офицеры ответили дружным «ура», а расчувствовавшийся, растроганный Кузьмич, стыдливо смахнув досадливую слезу, выпил поднесенное ему шампанское.
– Заверяем вас, Всеволод Федорович, – обернулся Степанов к Рудневу, – что пример Кузьмича еще более вдохновит нас на предстоящую борьбу до последнего дыхания. Ура!
