По этому прикосновению Атенаиса поняла, что на короля нашла минута слабости, и, зная, что в такое время она всесильна, она, улыбнувшись ему с необыкновенной грацией, сказала:
— Государь, я могла бы доставить Вам эти доказательства, но в дело оказались бы замешанными люди, стоящие близко к… Вам и ко мне.
Король отдернул свою руку!
— Ах, опять эти рассуждения! — сказал он, — я думал, маркиза, что доказательства у Вас в руках.
“Любимец держится крепко”, — подумала Атенаиса и громко сказала:
— О, государь, если бы это оказалось необходимо, я, конечно, дала бы Вам все доказательства своих слов; но разве нужны доказательства? Граф получил от принцессы в подарок замок Сэн-Фарго, герцогство Омаль и поместье Демб.
— Да разве все это действительно было подарено?
— Три дня тому назад. Разве делают такие подарки своему возлюбленному?
— Почему же нет? — возразил король, снова придвигаясь к маркизе, — я могу подарить еще гораздо больше… если Вы захотите.
— О, для меня, государь, нужна только Ваша любовь! Это — высшее, величайшее счастье! Я никогда и не взглянула бы на богатства, как граф Лозен… Ах, простите: он — Ваш друг! Но какой это неделикатный, неблагородный друг! Ведь он требует от принцессы крови, чтобы она снимала с него сапоги!
Глаза короля засверкали гневом и он почти крикнул:
— Довольно! Лувуа и Конде уже сообщили мне это и поставили мне в упрек; я допрошу графа.
— Это будет благородный поступок, государь! Ну, а что, если граф Лозен неожиданно раскроет тайну своего брака? Что, если без всякого страха — а этого можно ожидать от его наглости — он разоблачит деликатные отношения, существовавшие между ним и принцессой? Будет хвастаться, ссылаться на обязательства, которые, может быть, существуют между ним и принцессой? Как можете Вы, государь, узнать, какого рода связь существует между ними? Опять выплывет история с любовным напитком, которая в свое время не возбудила скандала только благодаря прекращению процесса отравителей. Кто может ручаться, что это не послужит к новому раздражению общества?
— Значит, Вы полагаете, что… Лозен…
— Должен быть арестован как можно скорее. Он должен оказаться в надежном месте, прежде чем вздумает заговорить. Граф Лозен — это воплощенная государственная тайна!
Король слегка задумался, а затем произнес:
— Принцесса — довольно-таки безумная женщина и всегда была такой: она так же весело въезжала в Орлеан, как стреляла из пушки в Лувр. Да, она на все способна. Лозен будет наказан за свое высокомерие; а потом его всегда можно будет выпустить.
“Раз он попадет в заключение, то в нем и останется!” — подумала Атенаиса.
— Кроме того, — прибавил король, — ведь я иногда охотно интригую и думаю, что герцог Мэн мог бы получить подарок… на крестины.
— Как, государь, — возразила Атенаиса, — Вы полагаете…
— Предоставьте дело мне, Атенаиса, — с улыбкой перебил король, обнимая рукой ее шею, и поцелуй заглушил вопрос прелестной женщины.
Придя в свой кабинет, Людовик позвал Креки и сказал ему:
— Мне нужно видеть де Форбена и д’Артаньяна.
Креки поклонился и невольно побледнел, подумав, что для кого-то надвигается гроза; это были страшные имена.
Лозен появился вечером на собрании у короля: Людовик и маркиза Монтеспан никогда, казалось, не были так веселы, как в этот вечер. Граф беседовал с неаполитанским послом, когда маркиза, подойдя к нему, лицемерно промолвила:
— Дорогой граф, Вы не рассердитесь, если я дам Вам поручение?
— Вам стоит только приказать, — ответил де Лозен в то же время подумал: “В чем тут дело? Она что-то очень любезна! Будем осторожны!”
— Я знаю, что Вы — большой знаток камней. Вот эту нитку я хотела бы переделать по английской моде. Я знаю что Балло, самый искусный золотых дел мастер на Орфеврской набережной, — Ваш поставщик; можете Вы дать переделать эту вещь? — и Атенаиса подала графу футляр.
“Тут нет ничего опасного”, — подумал Лозен и тотчас произнес:
— Я в точности исполню Ваше поручение.
“Она, кажется, приучилась, — прошептал он про себя. — О, только бы мне сделаться мужем принцессы! Тогда уж ты поплатишься за утраченное место, жалкая провинциалка”.
Самым спешным делом графа Лозена на другой день после вечера у короля было отправиться к ювелиру Балло и решить с ним вопрос о переделке ожерелья. После того он пробыл несколько минут в лавке цирюльника Лавьенна и направился к площади Дофина. Здесь он увидел, что то тут, то там стояли группы людей, разговаривавшие о заседаниях суда в Шателэ. После этих заседаний Пенотье был признан вполне оправданным от всякого участия в процессе отравителей. Проходя мимо разговаривавших, Лозен слышал, что большинство желало его сотоварищу такого же конца, какой постиг Лашоссе.
Самому графу, который был всем хорошо известен, тоже было брошено в лицо несколько язвительных замечаний, и он не обратил на них ни малейшего внимания.
Помимо непроницаемого равнодушия, которое граф всегда выставлял напоказ, от выражения общей неприязни его отвлекал какой-то кавалер, поведение которого сильно заинтересовало его. Неизвестный прохаживался около дома Лавьенна и тщательно скрывал свое лицо. Однако Лозен скоро узнал в нем маркиза д’Эффиа. Какой-то простолюдин приблизился к маркизу и украдкой обменялся с ним несколькими словами, но, завидев приближавшийся патруль, быстро исчез. Через несколько минут граф, к своему удивлению, увидел, что простолюдин входит с заднего крыльца в дом Лавьенна. Видя, что маркиз д’Эффиа упорно остается на своем посту, и не сомневаясь, что дело идет о любовной интриге, Лозен решился подойти к нему, чтобы узнать все подробно. Он шутливо погрозил маркизу пальцем и вдруг с изумлением увидел, что д’Эффиа самым хладнокровным образом повернулся к нему спиной, даже не сняв шляпы, и с видом человека, вовсе не желающего встречаться с ним, свернул в одну из прилегающих улиц.
Взбешенный Лозен решил вернуться домой и письменно потребовать у маркиза объяснения его поведения. Придя домой, он сел к своему элегантному письменному столу и только что успел написать: “Дорогой маркиз!” — как в дверь кабинета постучали. Обернувшись, Лозен увидел на пороге своего камердинера; в этом не было ничего особенного, но за спиной слуги граф заметил посетителей, являвшихся очень редкими гостями в его дворце: это были Форбен и два гвардейца.
— Что там такое, Бенуа? — спросил Лозен, не вставая с места.
— Ваше сиятельство, — пролепетал смущенный Бенуа, — там майор Форбен…
