– Да, меня это занимает.
– И вы мне тоже доверитесь?
– Честное слово капитана. К тому же мы ведь договорились.
– Правда, я и забыл. Ну, так нет ничего проще.
– Говорите же.
– Двух слов будет достаточно.
– Слушаю вас.
– Я шпионил для короля.
– Как, шпионили?
– Да.
– Вы, значит, по ремеслу – шпион?
– Нет, я любитель.
– Что же вы разведывали у дома Модеста?
– Все. Я шпионил прежде всего за самим домом Модестом. Потом за братом Борроме, потом за маленьким Жаком, потом за всем вообще монастырем.
– И что же вы выследили, достойный мой друг?
– Я прежде всего обнаружил, что дом Модест – толстый болван.
– Ну, тут особой ловкости не требуется.
– Простите, простите! Его величество Генрих Третий не дурак, а считает дома Модеста светочем церкви и намерен назначить его епископом.
– Пусть себе. Ничего не имею против такого назначения, наоборот: в тот день я здорово повеселюсь. А еще что вы открыли?
– Я обнаружил, что некий брат Борроме не монах, а капитан.
– Вот как, вы это обнаружили?
– С первого взгляда.
– А еще что?
– Я обнаружил, что маленький Жак упражняется с рапирой, пока ему не пришло время орудовать шпагой, и на мишени, пока не настал час проткнуть человека.
– А, ты и это обнаружил! – произнес Борроме, нахмурившись, – Ну, дальше, что ты еще открыл?
– Дай-ка мне выпить, а то я ничего больше не припоминаю.
– Заметь, что ты приступаешь к шестой бутылке! – рассмеялся Борроме.
– Ну что ж, и пьянею, – ответил Шико, – спорить не стану. Разве мы здесь для того, чтобы философствовать?
– Мы здесь, чтобы пить.
– Так выпьем же!
И Шико наполнил свой стакан.
– Ну что, – спросил Борроме, чокнувшись с Шико, – припомнил?
– Что именно?
– Что ты еще увидел в монастыре?
– Черт побери, конечно!
– Что же ты там увидел?
– Я увидел монахов, которые были больше солдаты, чем духовные, и подчинялись не столько дому Модесту, сколько тебе. Вот что я увидел.
– Вот как? Но это, наверное, не все?
– Нет, но наливай же мне, наливай, наливай, а то я все опять забуду.
И так как бутылка Шико была пуста, он протянул свой стакан Борроме, который налил ему из своей.
Шико осушил стакан единым духом.
– Что ж, припоминаем? – спросил Борроме.
– Припоминаем ли?. Еще бы!
– Что ты еще увидел?
– Я увидел целый заговор.
– Заговор? – бледнея, переспросил Борроме.
– Да, заговор, – ответил Шико.
– Против кого?
– Против короля.
– С какой целью?
– Похитить его.
– Когда же?
– Когда он будет возвращаться из Венсена.
– Черт побери!
– Что ты сказал?
– Ничего. А вы это видели?
– Видел.
– И предупредили короля?
– А как же? Для того я и явился в монастырь!
– Значит, из-за вас дело это сорвалось?
– Из-за меня.
– Проклятье! – процедил сквозь зубы Борроме.
– Вы сказали?
– Что у вас зоркие глаза, приятель.
– Ну, что там! – заплетающимся языком ответил Шико. – Дайте-ка мне одну из ваших бутылок, и вы удивитесь, когда я вам скажу, что я видел.
Борроме поспешно удовлетворил желание Шико.
– Давайте же, – сказал он, – удивляйте меня.
– Прежде всего, я видел раненого господина де Майена.
– Эко дело!
– Пустяки, конечно: он попался мне на пути. Потом я видел взятие Кагора.
– Как взятие Кагора? Вы, значит, прибыли из Кагора?
– Конечно. Ах, капитан, замечательное было, по правде сказать, зрелище, такому храбрецу, как вы, оно пришлось бы по сердцу.
– Не сомневаюсь. Вы, значит, были подле короля Наваррского?
– Совсем рядышком, друг мой, как сейчас с вами.
– И вы с ним расстались?
– Чтобы сообщить эту новость королю Франции.
– И вы вышли из Лувра?
– За четверть часа до вас.
– В таком случае, раз мы с того момента не расставались, я не стану спрашивать, что вы видели после нашей встречи в Лувре.
– Напротив, спрашивайте, спрашивайте, ибо, честное слово, это как раз самое любопытное.
– Говорите же.
– Говорите, говорите! – сказал Шико. – Черти полосатые! Легко вам говорить: говорите!
– Постарайтесь-ка.
– Еще стаканчик, чтобы язык развязался… Полнее, отлично. Так вот, я видел, приятель, что, вынимая из кармана письмо его светлости, герцога де Гиза, ты выронил еще другое.
– Другое! – вскричал Борроме, вскакивая с места.
– Да, – сказал Шико, – оно у тебя тут.
И, взмахнув два-три раза в воздухе рукой, дрожащей от опьянения, он ткнул концом пальца в кожаную куртку Борроме, как раз туда, где находилось письмо.
Борроме вздрогнул, словно палец Шико был куском раскаленного железа и это раскаленное железо прикоснулось не к куртке, а прямо к телу.
– Ого, – сказал он, – недостает лишь одного.
– К чему это недостает?
– Ко всему, что вы видели.
– Чего недостает?
– Чтобы вы знали, кому это письмо адресовано.
– Подумаешь! – произнес Шико, кладя руки на стол. – Оно адресовано госпоже герцогине де Монпансье.
– Боже мой! – вскричал Борроме. – Надеюсь, вы ничего не сказали об этом королю?
– Ни слова, но обязательно скажу.
– Когда же?
– После того как посплю немного, – ответил Шико. И он опустил голову на руки, которые только что положил на стол.
– А, так вы знаете, что у меня есть письмо к герцогине? – спросил капитан прерывающимся от волнения голосом.
– Знаю, – проворковал Шико, – отлично знаю.
– И если бы вы могли стоять на ногах, вы отправились бы в Лувр?
– Отправился бы в Лувр.
– И выдали бы меня?
– И выдал бы вас.
– Так что это не шутка?
– Что?
– Что, как только вы проспитесь…
– Ну?..
– Король все узнает?
– Но, любезный друг мой, – продолжал Шико, приподнимая голову и глядя на Борроме с томно-ленивым выражением, – поймите же: вы заговорщик, я – шпион. Я получаю вознаграждение за каждый раскрытый мною заговор. Вы устраиваете заговор, я вас выдаю. Каждый из нас выполняет свою работу – вот и все. Доброй ночи, капитан.
Говоря это, Шико не только занял свою первоначальную позицию, но вдобавок еще устроился на табурете и на столе таким образом, что лицо его закрыли ладони, а затылок защищен был каской, и открытой оставалась только спина.
Но зато спина эта, освобожденная от кирасы, положенной рядом на стул, даже как-то закруглялась, словно подставлялась под удар.
