- Отчего, Хенрик, ты так не любишь веселиться? – продолжал король уже с набитым ртом, за обе щеки уплетая оленину.
- Я люблю, ваше величество – грустно отвечал шталмейстер.
- По тебе не скажешь. – Густав просто насмехался над удрученным видом фон Эссена.
Дежурный капитан передал в кабинет письмо.
- Что там? – поинтересовался король, не отрываясь от ужина. – Хенрик, вскрой, прочитай.
Гофшталмейстер подошел к офицеру, принял конверт, распечатал его, быстро пробежал глазами и побледнел, как смерть.
- Ну что там, Хенрик? – нетерпеливо повторил Густав, запивая мясо красным вином.
- Ваше величество… - фон Эссен смотрел растеряно на короля.
- Дай сюда! – Густав протянул руку и выхватил письмо:
«Ваше… так, остерегайтесь… так, сегодня покушение…». Подписи нет! А, Хенрик? Анонимно. Скажи, это ты придумал? – Король с сожалением посмотрел на шталмейстера.
- Нет, что вы, ваше величество, - бледный Эссен отчаянно замотал головой.
- Ну, ладно, не смотря на все ваши старания, вам не удастся испортить мне настроение. Послушай, Хенрик, я целый вечер провел сегодня в театре. В своей ложе. Времени на то, что меня убить было предостаточно. Неужели ты веришь этой глупой шутке? Надеюсь, она не от тебя исходит. - Густав поднялся из-за стола, брезгливо отбросил листок бумаги и тщательно вытер губы салфеткой. – Идем на бал. Где мой карнавальный плащ, шляпа и маска?
- Ваше величество. – Эссен опустился на колени.
- Ну что еще? – недовольно спросил король, примеряя белоснежную венецианскую маску.
- Я вас умоляю, оденьте под плащ кирасу!
- Хенрик! – король натянул черную шляпу с белыми перьями, и зашвырнул себе на плечо черный плащ. Выпрямился, гордо подняв подбородок:
- Caesarem deset stantem mori! Цезарю подобает умереть стоя! Так, кажется, говорил Веспассиан? За мной, Хенрик! – и устремился вниз по лестнице, на ходу распахнув плащ, так что всем был виден сверкавший на груди орден Серафимов .
В зале было столпотворение. Королю и фон Эссену приходилось протискиваться между танцующей и веселящейся молодежью. Дежурный капитан безнадежно отстал, оттесненный масками. Хенрик изо всех сил старался держаться ближе. Как ему хотелось схватить короля за руку, не отпускать ни на шаг. На какое-то мгновение и он оказался отрезан от Густава отплясывающей парой – коломбина и пират с огромной бутафорской саблей. И тут, слева от короля, он увидел человека, опустившегося на одно колено и выбросившего вперед руку. Тускло сверкнула вороненая сталь.
- Король! – завопил фон Эссен, стараясь перекрыть шум музыки и человеческих голосов. – Король! Слева!
Столько было отчаяния в этом крике, что Густав вздрогнул и обернулся всем телом. Звука выстрела даже не было слышно. Все заглушали музыка, смех и разговоры. И тут и там взрывались хлопушки. В этой какофонии различить выстрел было невозможно. Хенрик отшвырнул прочь коломбину с флибустьером и оказался рядом с королем. Глаза Густава округлились от боли. Потом лицо исказила гримаса. Король прижимал руку к телу, а сквозь пальцы на пол уже капала кровь. Он прошептал побледневшими губами:
- Я ранен, Хенрик. – Свободной рукой Густав впился в плечо шталмейстера. Эссен с отчаянием осмотрелся. Капитан с десятком гвардейцев уже был рядом. Объяснений не требовалось.
- Вы двое, помогите королю. – коротко бросил капитан, - Остальные за мной. Перекрыть все выходы.
Ослабевшего Густава перенесли к стене, опустили на мраморную скамью. Кровь хлестала из раны на боку. Фон Эссен пытался, как мог остановить ее. Вокруг продолжалось веселье. Никто и не обращал внимание на лежащего короля. Вновь показался капитан, широкой грудью прокладывая себе дорогу, и бесцеремонно расшвыривавший танцующие пары.
- Где ж ты был раньше? – мелькнула мысль.
За капитаном шли гвардейцы с носилками. Стонавшего и скрючившегося от боли короля быстро уложили на них, сверху капитан укрыл Густава плащом, и понесли прочь из Оперы. Бал-маскарад продолжался.
Густав стойко перенес зондирование раны. Лейб-медики действовали быстро. Но королевский хирург недовольно качал головой, извлекая из раны дробь и ржавые головки гвоздей.
- Этого еще не хватало! – бормотал врач.
Закончив и перевязав короля, хирург приказал дать ему паллиативы . Измученный страданиями Густав забылся тяжелым сном. За дверями хирурга в нетерпеливом ожидании встретили ближайшие родственники и придворные. Посыпались вопросы:
- Что? Что с ним? Как король? Его величество вне опасности? Пулю удалось извлечь?
Хирург молчал, собираясь с мыслями. Наконец, произнес:
- Рана очень серьезная. Покушавшийся стрелял не пулей, а дробью. Нам остается уповать на милость Божью и крепость здоровья его величества. Я надеюсь, мы сделали все, что было в наших силах.
На утро Густав пришел в себя. Ослабевший от потери крови, он сохранил ясность ума и потребовал вызвать к себе секретаря Шредерхейма. Ему король продиктовал указ о назначении временного правительственного кабинета.
- Пусть во главе его станет мой младший брат Карл, герцог Зюдерманландский, генерал Густав Мориц Армфельд назначается генерал-губернатором столицы, а генерал Таубе – министром иностранных дел.
Прошла неделя. Густав чувствовал себя неплохо. Но в воскресенье 26-го марта его состояние резко ухудшилось. К ранению добавилась сильная простуда. Короля душил мучительный кашель. Каждый его приступ вызывал нестерпимые боли в ране. Началось нагноение. Агония наступила в ночь на 29 марта 1792 года. Невыносимо страдая, король попросил лейб-хирурга наклониться к нему и прошептал, чуть оторвавшись от подушки:
- Скажи мне правду, старый доктор! Я умру?
Глотая слезы, врач лишь кивнул головой.
- Хорошо, - король откинул голову. Густав дышал тяжело, постоянно облизывая пересохшие губы. Черты лица его заострились. – Позовите мне Шредерхейма. И оставьте нас.
Секретарь появился моментально. Густав лишь скосил на него глаза, не в силах даже повернуть голову:
- Пиши мой друг. – Голос короля звучал хрипло. Он говорил медленно, с остановками. Было видно, что речь королю уже дается с трудом. – Мне необходимо дополнить завещание. Власть в королевстве…до совершеннолетия принца Густава Адольфа… переходит опекунскому совету. Совет будет состоять … из герцога Карла… Армфельда и … генерала Таубе. Все, дай я подпишу. – Секретарь вложил в руку Густава перо и поднес поближе специальную дощечку с закрепленным на ней листом бумаги.
- Приподними меня, Элис – прошептал король. Секретарь, осторожно придерживая за спину, помог приподняться. Каждое движение вызывало ужасную боль. Но Густав нашел в себе силы. Слабеющей рукой, царапая и разбрызгивая чернила, король вывел: «Густав».
Секретарь осторожно опустил короля на подушку и принял из его рук перо и бумагу.
- Скрепи своей подписью, Элис. – прошептал из последних сил Густав и тяжело задышал. Теперь с его губ еле слышно срывались какие-то слова. Шредерхейм склонился над умирающим, стараясь понять их смысл. Взгляд Густава блуждал по сторонам. Секретарь разобрал лишь:
- Я не верю Карлу… я не верю Карлу…
Вдруг глаза короля прояснились. Его взгляд остановился на Шредерхейме. Густав виновато улыбнулся и четко произнес:
- Все, мой друг. Acta est fabula. Пьеса сыграна. – И испустил дух.
Герцог Карл действовал решительно и быстро. Верховный судья королевства Вахтмейстер на первом же заседании опекунского совета заявил, что дополнение, подписанное королем Густавом на последних минутах жизни, не имеет юридической силы:
- По законам нашего королевства сию бумагу должны были скрепить своими подписями два свидетеля. А мы видим лишь подпись нашего покойного короля и его секретаря. Таким образом, в законную силу вступают подписанное ранее завещание, по которому единоличным регентом королевства определен его высочество герцог Карл Зюдерманландский.
Губы младшего брата покойного короля тронула чуть заметная презрительная насмешка.
