Ознакомительная версия.
Мы в Исландии бережно храним имена викингов, уходивших за море в поисках славы и добычи. Страна Льдов – так переводится с северного языка название нашей страны. Северный язык един для всех норманнов, и только те, кто поселился далеко от Северных Стран, постепенно перенимают чужое наречие. Исландия – небогатая страна. Однако нашу бедность мы превратили во благо. Никто не может сравниться с исландцами ни в искусстве стихосложения, ни в умении рассказывать саги. Я еще застал то время, когда в Исландии росли деревья. Потом их вырубили на постройки. Но если наша страна лишена леса, то она столь же богата сказителями. Длинными зимними вечерами исландцы собираются у очагов и слушают саги и песни скальдов. Исландские скальды сочиняют висы – короткие стихи из восьми строк, а также длинные торжественные флокки и драпы. Их слава гремит по всем Северным Странам.
Чаще всего исландцы рассказывают родовые саги о своих предках, приплывших на остров в век заселения страны. Столь же охотно слушают саги о норвежцах, ибо многие исландцы имеют норвежские корни. Первый поселенец, Ингольф, сын Арнара, обосновавшийся близ горячих ключей в Рекьявике, был родом из Норвегии. Мы часто плаваем в Норвегию за строевым лесом и по торговым делам, ибо эта страна самая ближняя к нам. Считается, что вокруг Исландии семь дней плавания при сильном попутном ветре, притом что он меняется как необходимо, ибо пользоваться только одним ветром невозможно. И считается, что между Исландией и Норвегией тоже семь дней плавания.
Каждый исландец знаком с сагами о подвигах норвежских конунгов, что может показаться необычным, ибо в Исландии нет и никогда не было конунгов. Издавна все дела решаются на тингах, или народных собраниях. Свободнорожденные люди участвуют в областных тингах, а раз в год в окрестностях озера Эльфусвахтн созывается всеобщий тинг, называемый альтинг. За порядком на альтинге следит законоговоритель, который избирается народом и не имеет наследственной власти конунга. В обязанности законоговорителя входит провозглашение принятых альтингом решений со Скалы Законов. И все же исландцы знают о норвежских конунгах больше, чем сами норвежцы, среди коих множество доблестных воинов, но очень немного скальдов. Причина в том, что много исландцев служит в дружинах конунгов, а наши скальды – желанные гости при их дворах, где воспевают подвиги повелителей.
С детства мой слух услаждали саги о морских конунгах, ярлах и прославленных воинах. Быстро запоминая длинные саги, я сам научился рассказывать их. И хотя мне не пристало упоминать о себе, памятуя, что имена куда более знаменитых сказителей канули в Лету, все же скажу, что наш род не последний в Исландии. Мой дед, Торстейн с Побережья, служил в дружине ярла Эйрика, сына Хакона. Вернувшись на родину, он обзавелся добрым хутором во Фьорде Городище. Дед пал жертвой кровной вражды между жителями северного и южного побережий. Вражду затеял Стюр Убийца из Лавовой Пустоши. Он убил нашего родича без достаточных на то оснований и осиротил его детей. Гестом звали его сына. Мальчик был невысокого росточка и невзрачного вида. Однако он оказался достаточно ловким, чтобы подкрасться к могучему Стюру и всадить ему секиру в голову у правого уха. Мой дед спрятал юного мстителя и помог ему уехать из страны. По этой причине зять убитого решил отомстить деду. Снорри Годи звали этого могущественного и богатого человека. Ночью он подъехал к хутору деда и велел одному из своих многочисленных сыновей рвать солому с крыши, как делают голодные лошади. Дед подумал, что лошадь грызет крышу, и вышел отогнать ее. Когда он открыл дверь и появился на пороге в одних холщовых штанах, на него набросились сразу четверо, так что он не успел и рта раскрыть. Один из ударов копья пришелся в живот, и от этого дед сразу же умер. Его старший сын выбежал узнать, что за шум, и пал мертвым на пороге. Потом вышел мой отец, Свейн. Ему было всего десять зим, сон стоял в его глазах.
Снорри Годи сказал своему воспитаннику Торду Кисе: «Видит ли кошка мышь? Пусть молодой разит молодого!» Снорри Годи имел странное пристрастие к кошкам, подобающее скорее женщине, нежели знаменитому мужу. Из одиннадцати его сыновей и воспитанников трое имели прозвище Киса, а Торд был самым младшим, ему исполнилось всего десять зим, как и моему отцу. Маленький мышонок стоял перед ними и ждал своей участи. Торд сказал: «Не хватает еще, чтобы погиб столь юный ребенок!» Другой сын – Халльдор – бросил коротко: «Пусть живет!» Снорри Годи был весьма удивлен. Он родился в языческие времена, когда господствовали суровые нравы. Был в Исландии один викинг. Альвиром звали его, а прозвище ему дали Детолюб, за то, что он запретил своим людям подбрасывать детей в воздух и ловить их на копья, как было принято у викингов. Для язычников подобное милосердие казалось странным, что и объясняет замешательство Снорри. Он проворчал: «Будь по-вашему. Но боюсь, когда мальчишка вырастет, он еще прорубит брешь в нашем роду!»
Случилось иначе благодаря Торду и Халльдору и их третьему брату, которого даже не было вместе с ними в ту ночь. Гудлаугом звали его. Он был набожен, благочестив и крепок в вере. Гудлауг отказался ехать к хутору моего деда, сказав, что никогда не чувствовал склонности к убийствам. Его братья спасли бренное тело моего отца, он же спас его бессмертную душу. Когда отец осиротел, Гудлауг призвал его к смирению, поведав ему о страданиях Господа нашего Иисуса Христа. От него мой отец воспринял неукротимую ненависть к языческой мерзости, а потом передал эту ненависть мне. Через несколько лет Гудлауг уехал в Англию, вступил в монастырь и до самой смерти слыл примерным монахом.
Я никогда не видел сего святого мужа, зато был знаком с Халльдором, поддержавшим Торда Кису в его воистину христианском милосердии. Халльдор был незаконнорожденным сыном Снорри, прижитым от наложницы, но в те времена на это не обращали большого внимания. Как-то он уехал в Норвегию за лесом, должен был вернуться через месяц, а возвратился через двадцать пять лет. Все это время он провел в странствиях рядом с Харальдом Суровым, который в ту пору еще не был конунгом. Он стал дружинником Харальда, его верным оруженосцем и другом. Потом между ними случилась размолвка, тем более удивительная, что они столько лет провели рядом, по-братски деля пищу и закрываясь от ночного холода одним плащом. Бывший дружинник вернулся на родину и поселился на хуторе на Стадном Холме.
Я впервые увидел его на Полях Тингов, куда он приехал вместе со своими родичами, вырыл для себя землянку и покрыл ее крышей. Две или три недели люди на альтинге обсуждают дела и выносят решения по тяжбам, а по вечерам устраивают состязания и слушают саги. Как сейчас помню, мы развлекались игрой со шкурой. Четверо моих друзей – Эйвинд Разорванная Щека, Бруси Рубаха до Пят, Вермунд Карман на Спине и Олав Полутролль – встали в круг и бросали друг другу сырую шкуру, а я пытался ее поймать. Вдруг пронесся слух, что у землянки Халльдора, сына Снорри, собрался народ и слушает сагу о подвигах Харальда конунга. Мы тотчас же бросили игру и присоединились к многочисленным слушателям. Старый дружинник сидел перед входом в землянку и вел свой рассказ с совершенно бесстрастным лицом, на котором красовался старый рубец от раны, полученной им в военных походах. Он был самым невозмутимым человеком на свете. Узнавал ли он о смертельной опасности или радостной новости, он не становился печальнее или радостнее. Выпадало ли ему счастье или несчастье, он вел себя как обычно. Я не встречал человека молчаливее его, кроме разве одного немого, жившего у переправы через Белую реку. Но повествование его было столь увлекательным, что не нуждалось в ярких оборотах и красивых словах.
Ознакомительная версия.
