некоторых исследователей, в «Илиаде» все сражения происходят сомкнутым строем. Если брошенное копье минует свою цель, то оно обычно находит другую жертву – вплотную стоящего воина.
Судя по «Одиссее», Гомер часто обращается к образам, почерпнутым из сельского труда, изредка – из занятий охотой, но он вовсе не увлекается деталями мореплавания, не описывает оснастки судов и не детализирует действий гребцов и кормчего. Как описатель поколения героев, Гомер, безусловно, является поэтом воинского сословия. И даже в хитроумном Одиссее мы видим, прежде всего, воина («Одиссея» предполагает знание его подвигов в «Илиаде»).
По гомеровским поэмам мы можем реконструировать порядок сражения и отметить элементы ритуального характера, которые сохранились до времен классических, когда поединок предварял общую схватку, а в редких случаях заменял ее.
Первая из битв, изображенных в «Илиаде», прерывается в самом начале, потому что Гектор намерен обратиться к Агамемнону. И тот останавливает своих воинов. Гектор предлагает поединок между Менелаем и Парисом, который должен прекратить войну. Победителю достанется Елена и увезенные ею из Спарты сокровища. И это вызывает полное одобрение с обеих сторон, которые скрепляют устную договоренность священными клятвами, для чего из Трои прибывает сам Приам. Гомер тщательно описывает детали ритуала: Агамемнон раздает ближайшим сподвижникам клочки срезанной шерсти жертвенного животного, молится богам, режет ягнят и раздает вино для возлияния богам. Приам уезжает с тушками ягнят в Трою. Гектор и Одиссей бросают жребий в шлем и определяют, кому из участников поединка первому нападать. Воины с обеих сторон кричат и потрясают копьями.
Поединок строго регламентирован. Сначала Парис бросает копье, но его наконечник сгибается, сталкиваясь со щитом Менелая. Затем Менелай бросает копье, которое пробивает щит и панцирь Париса, но Парис отклоняется и остается невредим. Дальше в ход идут мечи. Обмен ударами Гомер опускает, фиксируя только результативное действие: меч Менелая разбивается о шлем Париса. Парис оглушен, и Менелай тащит его в свой стан, уцепившись за шлем, ремень которого душит героя. Затем ремень разрывается или развязывается (конечно, при помощи божественного вмешательства) и Менелай падает. Ахейцы его поднимают, и он бросает оставшийся в него в руках трофей своим воинам. А сам подхватывает копье с намерением вновь вступить в бой. Но Париса перед ним уже нет. И Агамемнон объявляет Менелая победителем. Остается получить от троянцев Елену и богатства. Вероломное нарушение троянцами священных клятв (впрочем, троянская стрела пущена в Менелая по воле богов) приводит к продолжению войны.
Дальнейшее описание поединков уже не предполагает никаких священных ритуалов: они возникают у Гомера один за другим в гуще сражений. Гомер наверняка видел и соответствующие эпизоды, и ранения, и смерть, которые он описывает. Копье, пробившее бедро Сарпедона, волочится за его телом, когда его второпях выносят с поля боя. Патрокл бьет копьем противника в рот, поддевая его как на вилах. Отлетевшая от удара Диомеда голова Долона продолжает шевелить губами. Аякс отсекает голову противника и швыряет в пыль как мяч. Копье Идоменея, опрокинувшее Алкофоя, продолжает трепетать от ударов его сердца. Копье Аякса, сразившее Эномая, с трудом вытаскивается из кишок. Пронзенный противник Мериона бьется на земле вокруг его копья. От удара Менелая, угодившего в переносицу, у Писандра выпадают к его собственным ногам кровавые глаза. Стрела Мериона пробивает мочевой пузырь и лобковую кость врага. В нескольких эпизодах копье «врывается в мозг», пробивая медный шлем и черепную кость. От удара копьем в затылок, его острие проходит через рот, и павший воин сжимает это острие зубами. У пронзенного в живот вываливаются внутренности, и он пытается удержать их руками. От удара меча в шею голова воина повисает на коже. Павшие воины в предсмертной муке царапают пальцами землю.
Условия, в которых происходят эти схватки «один на один», предполагают определенную традицию: в сражении один воин мог вызвать другого, и окружающие не вмешивались, не стремились помочь кому-то из сражающихся, пока победитель не повергал своего противника. Это правило не всегда соблюдается в точности, но оно определенно присутствует в «Илиаде». Вполне возможно, вожди были отмечены внешними признаками, и искали друг друга на поле боя, а остальные воины перед ними расступались. Но в критической ситуации не до церемоний, и сражение у кораблей ахейцев уже не предполагает поединком один на один.
Гомер эмоционально – со сражающимися героями, проявляющими мужество и воинскую доблесть; но рассудительно он – против войны, поскольку хорошо знаком с ее последствиями. Именно поэтому столь противоречивы фигуры Ахилла и Агамемнона, которые рисуются прекрасными в сражении, но за пределами сражений вперед выступают дурные качества их характеров.
Чудовищные зверства Ахилла Гомер описывает без какой-либо симпатии. Труп Гектора без всякого почтения брошен рядом с трупом Патрокла. Погребальный костер Патрокла поглощает 12 пленных троянцев, которых Ахилл убивает лично. После чего Ахилл волочит труп Гектора вокруг могилы Патрокла и бросает его на берегу моря. Зверства Ахилла вызывают возмущение даже у Аполлона – не самого милосердного из греческих богов. Что касается Агамемнона, то критика в его адрес вполне земная: его не только критикуют, но и прямо оскорбляют Ахилл, Диомед и Терсит. И даже он сам соглашается с тем, что совершает непростительные ошибки.
Гомер на стороне Гектора, который являет образцы мужества и верности своему народу. В нем нет никакого зверства, нет заносчивости и капризности.
Так, он знает, что Аякс сильнее его, и (по воле Зевса) уклоняется от столкновения с ним в битве. Потому что его забота – не о личной славе, а о том, чтобы все войско сражалось и видело своего лидера и его победы в поединках.
Противоречив не только Гомер, но и Зевс. Ибо он ответственен за войну, развязанную между ахейцами и троянцами. Именно Зевс решил сократить численность людей, от которой изнемогает Земля. И тот же Зевс дает отповедь Аресу за бесчинства войны. Это противоречие между Зевсом хтоническим и Зевсом антропоморфным. Чудовище порождает войну, и сама война – нечто чудовищное или же само чудовище. Все это не может быть мило антропоморфному богу, в которого превращается Зевс.
Мудрый Нестор, прославленный воин, крайне негативно относится к тем, кто желает войны: «Ни очага, ни закона, ни фратрии тот не имеет,// Кто междоусобную любит войну, столь ужасную людям». Одно дело война как необходимость, и совсем другое война – ради каких-то иных целей, кроме защиты от врага. Поэтому участие Ахилла в войне из чувства мести делают его из героя извергом. И это противоречие – правда жизни, которая угадывается во все эпохи и делает Гомера близким людям разных времен и народов.
Ахейцы, как и троянцы, не хотят воевать и страшатся смерти, и одновременно рвутся в
