Роберт Харрис - Архангел

Между ним и внешним миром, как он прикинул, находился один крепкий и явно безумный бывший гэбэшник, один вооруженный охранник и две двери, причем одна бронированная. И на секунду Келсо показалось, что Мамонтов действительно намерен еготут держать: у него уже есть многое, связанное со Сталиным, так почему бы не пополнить коллекцию историком, изучающим сталинское время, замариновать его в формальдегиде и положить, как В. И. Ленина, в стеклянный гроб? Но тут из коридора донесся голос мадам Мамонтовой:

— Что там у вас происходит? И оцепенение развеялось.

— Ничего, — откликнулся Мамонтов. — Перестань подслушивать. Иди к себе. Виктор!

— Но кто там у тебя? — на всхлипе произнесла женщина. — Я хочу знать. И почему так темно? — Она заплакала. Затем послышались шаркающие шаги и звук закрываемой двери.

— Извините меня за столь внезапное появление, — сказал Келсо.

— Можете не извиняться, — ответил Мамонтов. И отступил от двери. — Идите. Убирайтесь. Уходите. — И когда Келсо был уже между дверей, громко произнес ему в спину: — Мы об этом еще поговорим. Так или иначе.

Внизу, в машине, теперь сидели трое, но Келсо был слишком занят своими мыслями и не обратил на них особого внимания. Он приостановился в темной подворотне Дома на Набережной, поправил ремень сумки на плече и пошел к Большому Каменному мосту.

— Это он, товарищ майор, — сказал человек со шрамом, и Феликс Суворин пригнулся, чтобы лучше видеть.

Суворин был молод для звания майора СВР — ему не исполнилось еще и сорока, — щеголеватый блондин с синими, как васильки, глазами. Он пользовался западным одеколоном после бритья, что было сейчас очень заметно: в маленькой машине пахло «EauSauvage».

— Он был с этой сумкой, когда пришел?

— Да, товарищ майор.

Суворин посмотрел вверх, на девятый этаж, где находилась квартира Мамонтова. Надо подумать олучшем прикрытии. СВР в начале операции сумела установить в квартире «жучок», но он продержался всего три часа: люди Мамонтова обнаружили его и выдрали.

Тем временем Келсо стал подниматься по лестнице, ведущей на мост.

— Пошел, Бунин, — сказал Суворин, похлопав по плечу сидевшего впереди. — Только чтоб незаметно. Просто не упускай его из виду. Нам не нужен протест по дипломатическим каналам.

Бурча себе под нос, Бунин вылез из машины.

А Келсо, дойдя до ровной дороги, пошел быстрее, и лейтенанту пришлось бегом бежать до лестницы, чтобы сократить расстояние между собой и Келсо.

Так-так, подумал Суворин, он явно спешит куда-то. Или просто хочет побыстрее смыться отсюда?

Он проводил глазами расплывающиеся над каменным парапетом розовые лица двух мужчин, шагавших под серым небом на север, на другую сторону реки, пока они не исчезли из виду.

Келсо заплатил два рубля на станции метро «Боровицкая», получил пластиковый жетон и с чувством облегчения спустился в московскую подземку. У выхода на платформу что-то побудило его обернуться и посмотреть, не едет ли следом за ним по эскалатору Мамонтов, но его не было среди ярусов усталых лиц.

Чепуха! Он даже попытался улыбнуться: не хватало только стать параноиком! — и направился в приветливую полутьму платформы, где неожиданно возникал запах гари и вспыхивали огни. Почти тут же из-за поворота мелькнул желтый сноп огней, и стремительно мчащийся поезд потянул его к себе. Келсо дал толпе внести себя в вагон. Эта плохо одетая, молчаливая масса внушала странное чувство успокоения. Когда поезд снова нырнул в тоннель, Келсо ухватился за металлический поручень и закачался вместе с остальными.

Они отъехали совсем немного, и поезд вдруг затормозил и остановился. Оказалось, поступило предупреждение, что на следующей станции заложена бомба, и милиция должна была это выяснить, а пока они сидели молча в полутьме, лишь время от времени кто-то кашлял, и напряжение постепенно возрастало.

Келсо смотрел на свое отражение в темном стекле. Надо признать, он нервничал. Он не мог не думать о том, что попал в опасную ситуацию, совершил непростительную ошибку, рассказав Мамонтову про тетрадь. Как это говорят русские? Вещь, за которую и жизнь отдать не жалко!

Нервы сразу успокоились, как только снова зажегся свет и поезд тронулся. Жизнь вернулась в нормальную колею.

Келсо вышел на поверхность уже после четырех. Облака на западе, чуть выше верхушек темных деревьев, окаймляющих зоопарк, прорезал лимонный просвет. До зимнего заката оставалось немногим более часа. Надо было спешить. Он сложил карту в маленький квадрат и повернул ее таким образом, чтобы станция метро оказалась справа. Через дорогу был вход в зоопарк — красные скалы, водопадик, башня из сказки, а чуть дальше — летняя пивная, закрытая на зиму: пластиковые столы поставлены друг на друга, полосатые зонтики свернуты и опущены. С Садового кольца, находящегося в двухстах метрах впереди, доносился грохот транспорта. Надо пересечь кольцо, повернуть налево, затем направо — там и есть то самое место. Келсо сунул карту в карман, подхватил сумку и пошел вверх по мощенному брусчаткой склону, что вел к переходу.

Десять рядов транспорта казались широченной, медленно текущей рекой из света и стали. Келсо пересек ее по диагонали и неожиданно очутился в дипломатической Москве: неширокие улицы, роскошные особняки, старые березы, осыпающие сухими листьями блестящие черные машины. Здесь не чувствовалось кипения жизни. Келсо встретился только седой мужчина, прогуливавший пуделя, да мусульманка в чадре и зеленых резиновых сапогах. Сквозь плотный тюль на окнах иногда виднелось желтое созвездиелюстры. Келсо остановился на углу Вспольного переулка и посмотрел вдоль улицы. На него медленно двигалась милицейская машина и проехала мимо. Теперь дорога была пуста.

Он сразу понял, который дом ему нужен, но решил сначала выяснить, есть ли там кто, поэтому прошел мимо дома до конца переулка, затем повернул и направился обратно по другой стороне. «Там висел красный полумесяц с красной звездой. И охраняли это место чернорожие черти...» Внезапно Келсо понял, что имел в виду старик. Красный полумесяц и красная звезда — это же флаг, мусульманский флаг. А черные лица? Похоже, тут было посольство — дом слишком велик для чего-либо другого, — посольство мусульманской страны, возможно, северо-африканской. Да, именно так. Дом был большой — это точно, неприступный и некрасивый, построенный из серого камня, что делало его похожим на бункер... Он тянулся почти на сорок метров вдоль улицы и имел тринадцать окон. Над внушительным порталом нависал чугунный балкон с выходящими на него двойными дверями. Никакой доски с наименованием и никакого флага. Если тут и было посольство, то раньше, теперь в доме не чувствовалось жизни.