Ознакомительная версия.
Они вырвались на поверхность, и Кадем принялся глотать воздух. Это придало ему новые силы, и он развернулся в руках Мансура и согнутыми пальцами вцепился ему в лицо. Его острые ногти расцарапали Мансуру лоб и щеки, искали глаза.
Мансур почувствовал, как чужой палец отодвигает его плотно закрытое веко и лезет в глазницу. Ноготь коснулся глаза. Боль была невообразимая. Кадем пытался выцарапать глаз. Мансур разжал руки и рывком высвободил голову за мгновение до того, как его глаз мог лопнуть. Кровь из раны почти ослепила его. В крике боли он опустошил легкие. Кадем навалился на Мансура с новыми силами. Одной рукой он обхватил его за горло и погрузил под воду. Он пинался, бил Мансура коленями по животу, осыпал ударами и продолжал удерживать голову противника под поверхностью. Легкие Мансура были пусты, стремление вдохнуть – таким же сильным, как воля к жизни. Рука Кадема стальной лентой сжимала его горло. И Мансур знал, что погибнет, если потратит последние силы на борьбу с этой рукой.
Одной рукой он пошарил за спиной и достал из ножен кинжал. Левой рукой нащупал на теле Кадема уязвимое место. И из последних сил всадил кинжал в углубление под грудиной. Кинжал предназначался как раз для таких вспарывающих живот ударов, и кромки его были так остры, что напряженные мышцы живота Кадема не могли им сопротивляться. Сталь прошла по всей длине, и Мансур почувствовал, как кинжал ударился о нижние ребра. Тогда Мансур повернул кинжал и обратным рывком вспорол Кадему живот от ребер до тазовой кости.
Сотрясаемый страшной судорогой, Кадем разжал руки и перевернулся на спину. Он плыл, обеими руками пытаясь засунуть кишки обратно в зияющую рану. Но голубые скользкие веревки кишок продолжали разматываться и зацепились за его ноги, которыми он продолжал дрыгать, чтобы остаться на плаву. Лицо его было обращено к небу, и изо рта рвался неслышный крик гнева и отчаяния.
Мансур осмотрелся, но раненый глаз не давал видеть ясно, лицо Кадема расплывалось, как многочисленные отражения в треснувшем зеркале. Боль заполнила череп Мансура; ему казалось, что голова вот-вот лопнет. Боясь того, что обнаружит, он коснулся лица. И с огромным облегчением понял, что глаз по-прежнему в глазнице, а не свисает на щеку.
На Мансура обрушилась еще одна волна, он погрузился в воду и потерял из виду Кадема. Но увидел что-то гораздо более страшное. Африканские реки выносят в море огромное количество осадков и отбросов, и их устья становятся природной охотничьей территорией замбезийских акул. Мансур сразу узнал характерный спинной плавник, который приближался к нему. Акулу привлек вкус крови и выпущенных внутренностей. Следующая волна высоко подняла ее, и Мансур на мгновение отчетливо увидел ее очертания в чистой зеленой воде. Акула, казалось, смотрит на него непроницаемым темным глазом. В жестких скульптурных линиях ее тела, в гладкой медной шкуре была какая-то непристойная красота. Хвост и плавники в форме гигантских лезвий, пасть раскрыта в жестокой расчетливой улыбке.
Акула, шевельнув хвостом, проплыла мимо Мансура, слегка задев его ноги. И исчезла. Ее исчезновение было еще ужаснее появления. Мансур знал, что она кружит под ним. Это ее начало атаки. Он встречал не много уцелевших после встреч с этим страшилищем, и у всех не хватало конечностей, или они были страшно изуродованы еще как-нибудь, и все твердили одно и то же: «Сначала она касается тебя, потом хватает».
Мансур перевернулся на спину, не обращая внимания на боль в глазнице. Случайная следующая волна подкатилась под него, подняла, и ему показалось, что ее руки быстро несут его, как младенца, к берегу. Он ощутил под ногами песок и, спотыкаясь, начал подниматься по склону, а позади волны одна за другой били в берег.
Одной рукой он зажимал глаз, хрипя от боли, но вскоре оказался выше уровня воды и опустился на колени. Оторвав полоску от набедренной повязки, Мансур обвязал голову, плотно прижав ткань к глазу, чтобы облегчить боль.
И всмотрелся в пенный прибой. В пятидесяти ярдах он увидел что-то светлое, торчащее из воды, и понял, что это рука. В глубине началось какое-то волнение, тяжелое мощное движение в потемневшей воде. Рука исчезла, словно ее утащили под поверхность.
Мансур неуверенно встал и увидел, что две акулы пожирают труп Кадема. Они дрались, как пара собак из-за кости. Разрывая тело, они били хвостами и вывели себя на мелководье. Наконец более крупная акула выбросила комок рваной плоти – все, что осталось от Кадема ибн-Абубакера – высоко на берег и там оставила. Акулы еще недолго плавали вдоль линии прибоя, потом нырнули и исчезли.
Мансур подошел и посмотрел на то, что осталось от его врага. Из тела были вырваны большие неровные полумесяцы плоти. Морская вода смыла кровь, и полость живота превратилась в чистую розовую яму, из которой свисали бледные кишки. Глаза даже в смерти смотрели злобно, а рот кривился от ненависти.
– Я исполнил свой долг, – прошептал Мансур. – Может, теперь тень моей матери найдет покой. – Он ногой потрогал изувеченный труп.
– А что касается тебя, Кадем ибн-Абубакер, твоя плоть в брюхе чудовища. Ты никогда не обретешь покоя. Желаю тебе страдать целую вечность.
Он отвернулся и посмотрел на море. Бой почти закончился. Три боевых дау были захвачены, и на их мачтах развевались синие флаги аль-Салила. Обломки еще одной дау смешивались с остатками транспортов, их нещадно бил прибой. «Арктур» преследовал в море последнюю дау. Он догнал ее, загремели пушки. «Месть» шла за убегающими транспортами, но те уже рассеялись по простору океана.
Потом Мансур увидел в устье реки «Дух» и помахал. Он знал, что верный Кумра ищет его и даже издалека узнает по цвету волос. И почти сразу понял, что не ошибся. С «Духа» спустили шлюпку, и она пошла к берегу. Перед глазами Мансура все по-прежнему расплывалось, но ему показалось, что на носу шлюпки он увидел самого Кумру.
Мансур перевел взгляд с приближающейся шлюпки снова на берег. По всему пляжу на протяжении мили у кромки воды видны были тела утонувших и туши лошадей с погибших дау. Кое-кто из солдат выжил. Люди бродили в одиночку или стояли небольшими растерянными кучками, но было очевидно, что им не до боя. По краю джунглей ходили отбившиеся лошади.
В прибое Мансур потерял кинжал. Он полностью уязвим, полуслеп, без одежды и оружия. Стараясь не обращать внимания на боль в глазу, Мансур подбежал к ближайшему трупу. Тот был в одежде, и на поясе у него висел клинок. Мансур стащил с погибшего его жалкое одеяние и натянул через голову. Потом достал из ножен ятаган и осмотрел его. Клинок из отличной дамасской стали. Чтобы проверить остроту лезвия, Мансур сбрил несколько волосков на предплечье, потом опять сунул ятаган в ножны. Впервые он услышал гул множества голосов. Голоса доносились из зарослей над пляжем.
Ознакомительная версия.
