пристань – у них в руках, а их главный лагерь – мили на три ниже по течению. Там находится сам Цимисхий с военачальниками.
– Да как такое возможно? – вскричал Рагдай. В груди у него больно защемило, но он не показал виду и продолжал, прежде чем ему успели ответить, – я не могу понять, почему дружина не выйдет и не сразится с ромеями? Как великий князь Святослав позволил Цимисхию запереть нас всех в этом городе? Нас ведь много!
– Всего только сорок тысяч, – спокойным голосом уточнил Ратмир, – ну, может быть, сорок пять. Их – вчетверо больше! Кроме того, корабли приплыли сюда.
– Корабли? Какие ещё корабли?
– Военные корабли из Константинополя! – заорал Талут, – триста штук! И каждый корабль – размером почти как этот дворец!
– Это ты приврал, – заметил Ратмир, – но их триста штук, это верно. На каждом – трубы, которые изрыгают неугасимый огонь, и полсотни воинов. Всего, значит, воинов на дромонах – пятнадцать тысяч. Вот и считай, сколько у Цимисхия войск!
– Огромное множество, – согласился Рагдай. Хотел он о чём-то ещё спросить, но тут дверь открылась, и вошёл лекарь-араб. Взглянув на Рагдая, он приложил ладонь к его лбу, кивнул, улыбнулся и удалился. Как видно, у него было немало дел во дворце.
– Цимисхий ещё не пробовал штурмовать Доростол? – продолжил Рагдай задавать вопросы, – или же он предлагает князю пойти на переговоры?
– Конечно, он предлагал пойти на переговоры, – сказал Ратмир, – ему очень хочется, чтобы мы убрались отсюда на Русь, забрав с собой что угодно из Доростола и получив от него, от Цимисхия, провиант и дары богатые.
– Значит, он добивается, чтобы князь навсегда оставил Дунай и думать о нём забыл?
– Да, конечно.
– И что сказал Святослав?
– Что нам на Руси особенно делать нечего, так как мы – не подёнщики, которые пашут землю, доят коров и стригут овец. С тех пор Доростол – в осаде.
– Вот это новости! А на что он надеется? Неужели он будет ждать, когда Калокир вызволит из монастыря рыжую царицу?
– Конечно! Тогда Цимисхию сразу станет не до Болгарии.
– Да уж, точно! – развеселился Талут, – я эту царицу видел не раз. Это огонь-баба! Помню, когда она напилась с нами во дворце, мне велели в спальню её нести. Потом уж патрицианки признались мне, что всё это было заранее ею выдумано! Одна девка шла со свечой впереди меня, а другая – сзади. Входим мы в спальню, кладём царицу на белоснежные простыни, и две эти патрицианки, по виду будто княгини, сразу же начинают одежды с неё снимать. А она, плутовка, за руку меня держит, не отпускает! Когда же всё было снято, она открыла сказочные глаза свои, и…
– Заткнись, – перебил Рагдай, увидев, что дверь опять открывается. Вошла девушка в сарафанчике – худенькая, высокая, светло-русая, с удивительными глазами. Что было в них удивительного? Одно. При взгляде на них хотелось спросить: как можно смотреть на мир такими глазами, прожив в этом самом мире лет двадцать пять? Чего можно ждать от него с такой неземной, прозрачной доверчивостью и кротостью? Рагдай вспомнил, что уже видел он эту девушку, когда вышел из забытья пару дней назад. Да, тогда он принял её за сон, что неудивительно – где ещё могут быть такие глаза! Припомнилось имя её – Настася. Ещё заметил Рагдай, что она услышала глупую речь Талута и побледнела, хотя, казалось бы, стоило покраснеть. Но нет – она именно побледнела.
– Здравствуй, Настася, – сказал Рагдай. Она ему улыбнулась.
– Здравствуй. Пришла спросить, не нужно ли что-нибудь?
– А ты как узнала, что он очнулся? – спросил Талут, повернувшись к девушке. Та с досадой поджала губы, Глядя ему в глаза уже без малейшей доверчивости и кротости, а затем лениво дала ответ:
– Лекарь мне сказал. Так что, ничего не нужно?
– Посиди с нами, если тебе некуда спешить, – предложил Рагдай. Настася заколебалась. Тогда Ратмир и Талут принялись настырно и ласково повторять ей просьбу Рагдая, сдвинувшись к концу лавки. Ещё маленько подумав, жеманница закатила глазки, будто её упросили сделать бог знает что, и всё-таки села, но с очевидной готовностью в любой миг вскочить и умчаться. Рагдай у неё поинтересовался, откуда родом она. Узнав, что из Пскова, полюбопытствовал, как её угораздило очутиться здесь, в Доростоле.
– Ещё до всех этих войн я пару лет плавала с новгородским купцом Всеславом, – сказала девушка, – слышал ли ты о нём?
– Да я ведь тебе говорил, Настася, что мы с Рагдаем сопровождали обоз Всеслава из Новгорода до Корсуни, – встрял Талут, – это было два с половиной года тому назад. Рассказывал я тебе об этом на той неделе! Что у тебя за память?
– Девичья, – улыбнулась Настася и продолжала, – два с половиной года назад я была у матери, в Пскове. В прошлом году Всеслав опять пригласил меня путешествовать на его кораблях. Я с радостью согласилась. И к осени мы доплыли до Доростола. А здесь Всеслав меня попросил остаться у Святослава – сказал, что некому петь на княжьих пирах песни новгородские да черниговские, откуда знать наши песни здешним певцам? Вот я и осталась. А Святослав меня уже знал. Я лет семь назад ему пела в Киеве.
– Значит, любишь ты ошиваться по белу свету? – спросил Ратмир.
– Да, очень люблю. Что может быть лучше этого?
– Замуж выйти, детей рожать, – пошутил Талут. Настася вздохнула.
– Пока ещё не судьба! Вот встречу любимого – выйду замуж.
– Так может, ты его встретишь, когда уже никому не будешь нужна! Об этом ты думала?
– Да, не раз. Но этого быть не может! Я, видимо, его встречу в этом году.
Голосок Настаси на этой фразе сделался твёрдым и даже как-то похолодел. Ратмир и Талут, судя по всему, глупое её заявление слышали не впервые, а вот Рагдай удивился.
– Откуда ты это знаешь?
– Неважно! Знаю, и всё.
– Поёт она изумительно, – перевёл Ратмир разговор на другую тему, – все эти ваши греческие танцовщицы просто взяли да повлюблялись в неё! Они соглашаются танцевать лишь под её пение. Три стервозные музыкантши, конечно, злятся! Прямо зубами скрипят. А эта противная, замороженная Кристина и вовсе бесится!
– Что ещё за три музыкантши здесь объявились? – спросил Рагдай, – тоже проститутки какие-то?
– Не совсем. Они настоящие музыкантши – лютнистка, флейтистка и барабанщица. А Настася поёт под гусли. Если бы не гречанки, эти три бесноватые каждый день бы её до слёз доводили! Кстати, Настася, а почему ты не хочешь петь под их музыку?
– Она громкая и визгливая, – объяснила Настася, – я не могу.
И она опять слегка покраснела. Кажется, ей хотелось уйти.
– Понятно, – сказал Рагдай, – а чем недовольна эта Кристина?
– Всем! И всегда, – продолжал отвечать Ратмир, – ты что, её плохо знаешь? А, ты ж её никогда не видел!
– Я эту тварь как-нибудь нечаянно
