Старики руководили ими без суровых мер; двое управляли передовым отрядом разведчиков; третий, самый старый, замыкал шествие. Проходя через места, где обитали крупные хищники, вожди пронзительным криком собирали всех вместе. Тогда сознание крепкой связи между собой возбуждало в них храбрость, и они без страха, с одной палицей, нападали на медведя и леопарда.
После полудня они собирали добычу для всех и съедали ее вечером перед сном. Каждый приносил свою часть, не прикоснувшись к ней. Дележ происходил около ручья или источника; после умеренной еды и питья они погружались в спокойный сон.
Они все шли. Наполненный влажностью лес прикрывал их своей тенью. В них было что-то серьезное и вместе с тем ребяческое; их внимание постоянно чем-нибудь развлекалось, их жалкий смех ежеминутно вспыхивал и замирал, как блуждающие огоньки на болоте; вся жизнь червоедов состояла из кратковременных волнений, зачатков мысли, едва обозначавшихся воспоминаний и соображений. Дождь ли падал на их крепкие головы, холодный ли ветер хлестал их сзади, терновник ли раздирал до крови их ноги, паразиты ли тысячами терзали их кожу, — они все переносили терпеливо. В них жила покорность, переходившая по наследству от поколения к поколению.
С тех пор как появился длиннорукий человек, они в течение веков уже не развивались более, а лишь поддерживали свое существование. На их долю уже ничего не оставалось; вся земля, казалось, отталкивала их. Природа как бы старалась защитить их, утолщая кожу, покрывая шерстью грудь; круг враждебных рас смыкался около них все теснее, и не было никакого сомнения, что эта несчастная порода людей недолговечна.
В полумраке перелеска им встречались товарищи по переселению, которым они давно уже отвыкли причинять зло. Это были многочисленные стада оленей и шакалов, направлявшихся к югу, и грызуны, двигавшиеся к западу. Они приветствовали возгласами протяжный крик миролюбивого восточного слона и ржание лошадей мелкой породы с большим ртом, воинственные табуны которых перерезывали им путь.
Во вторую ночь их странствования, когда вождь спал в хижине из древесных ветвей, а присевшие на корточки вокруг догоравшего костра червоеды ежились от холода, вдруг раздался крик, поднявший всех на ноги. Звук, означавший появление льва, облетел червоедов, и зубы их застучали от страха.
Но вождь собрал вокруг себя наиболее смелых, а затем и прочие окружили его, держа наготове свои дубины. В пространстве, освещенном костром, показался грозный лев и остановился на минуту перед воинственными криками людей.
Однако потому ли, что охота у льва была неудачна, или он предпочитал мясо человека всякому другому, но он присел, сделал чудовищный прыжок и бросился на толпу людей. Они подались назад и разомкнули свои ряды, следуя тысячелетней тактике; вслед за тем более пятидесяти палиц опустилось с размаху на череп, морду, глаза и спинной хребет зверя. Лев попятился, приподнялся и тремя ударами когтистых лап опрокинул четверых противников. Остальные, воодушевленные битвой, стали смелее; палицы еще стремительнее обрушивались на окровавленную морду животного, силач отряда одним ударом размозжил переднюю лапу, и в то же время десять ударов других смельчаков разбили задние ноги. Побежденный лев попытался уползти, но червоеды заградили ему дорогу. Они все разом накинулись на него, и в то время как одни его держали, другие старались его задушить. Это удалось им не вдруг, и на долю многих достались страшные удары, пока наконец вождь не воткнул глубоко свою палицу в разинутую пасть; лев захрипел, и тогда ожесточенные враги окончательно добили его.
В этой битве двое лишились жизни, а пятеро были тяжело ранены. Червоеды долго оплакивали своих мертвых товарищей и затем оставили их в лесной чаще; раненые же были окружены внимательными заботами. Когда с наступлением зари червоеды снова пустились в путь, наиболее пострадавших они понесли на руках. Несмотря на потери, они все-таки гордились победой над грозным врагом и радостно несли свои палицы, обмениваясь жестами гордого торжества.
Лес производил на них теперь более приятное впечатление. Их босые ноги быстрее двигались по земле; корпус стал держаться почти прямо; глаза этих обездоленных существ блестели. Несомненно, что сознание возможности победы, самый ничтожный успех благотворно действовали на них; но победы их распространялись только на животных: страх перед короткоголовыми даже на дальнем расстоянии действовал крайне болезненно, заставлял их съеживаться, цепенеть и замирать.
С ранней утренней зари и почти до полудня они шли без всяких приключений. В лесу им попадались лишь безвредные животные. Солнце согревало сочную траву прогалин. Солнечные лучи проникали в самую глубокую чащу и всюду пробуждали жизнь. Червоеды даже запели от радости, которая чувствовалась всюду.
В полдень передовой отряд, состоявший из пятнадцати человек, внезапно очутился в большом дубовом лесу, где росло множество трюфелей. Лес изобиловал кабанами, которые убегали от человека, и легионы мух носились над трюфельными местами. То продвигаясь вперед, то останавливаясь для откапывания трюфелей, передний отряд увидел семью больших обезьян. Эти обезьяны почти никогда не нападали на червоедов, они питали к ним как бы братское чувство, и червоеды видели в них ценных помощников в борьбе с медведем и животными кошачьей породы.
Произошло совещание, на котором червоеды решили послать небольшой отряд к обезьянам, чтобы уверить их в своих миролюбивых намерениях. Посланные радостными криками и доброжелательными знаками привлекли к себе внимание обезьян. Те были в первую минуту поражены, но вскоре узнали союзников; они дали это понять величественными жестами и медленным приближением к ним. Через несколько минут люди и обезьяны сошлись. Червоеды стали предлагать обезьянам трюфели, семечки и съедобные листья. Обезьяны с удовольствием приняли все это, так как они питались той же пищей, что и червоеды.
После этого друзья долго наблюдали друг за другом в глубоком молчании. Червоеды первые стали смеяться и завели игры, а обезьяны все еще оставались серьезными. Однако у одной из них мелькнуло какое-то отдаленное воспоминание, вызванное сходными обстоятельствами. Она с трудом начала объяснять его. Червоеды, наклонившись к ней, слушали, не понимая, в чем дело; то же воспоминание ожило и у остальных обезьян, и они присоединились к своему товарищу в попытке что-то объяснить червоедам; это еще более усилило недоумение червоедов. Наконец одна из обезьян стала собирать сучья и показывать жестами, как поднимается пламя. Тогда червоеды поняли, что речь идет об огне. Вождь их с гордостью извлек искры из двух кусков сухого дерева. Когда показалось пламя и запрыгали желтые и синие языки, обезьян в первую минуту охватил испуг и смятение, а червоеды громко смеялись.
