что особенно важно, как аккуратнее выливать ночные горшки в выгребную яму в конце улочки. Благодаря ее усилиям, даже немного уменьшилась гора одежды, которую необходимо было заштопать и починить. Однако, к разочарованию Роуэн, ей никак не удавалось наладить отношения с Элис. Девушка избегала ее при каждом удобном случае, а на вопросы отвечала как можно короче, обычно ворча или вздыхая.
– Я вовсе не хочу занять твое место, – прошептала Роуэн как-то вечером, когда Элис молча забралась в кровать.
– Не думай, что когда-нибудь станешь его любимицей, – ответила Элис. – Как бы ты вокруг него ни увивалась.
Роуэн застыла.
– Что ты хочешь сказать?
Элис промолчала.
Роуэн старалась выполнять свою работу как можно незаметнее, и ей просто не приходило в голову, что хозяин или хозяйка могут как-то выделять слуг.
– Мое присутствие не должно тебя беспокоить, – произнесла она. – Тебе незачем волноваться. Я вовсе не хочу становиться ничьей любимицей.
Девушка только фыркнула и перекатилась на бок, притворяясь, что спит.
С той ночи у Роуэн не было времени обдумать их разговор, но когда она как-то вечером столкнулась с Элис, выходившей из комнаты хозяина незадолго до ужина, у нее мелькнуло подозрение, так как у горничной не могло быть никакой причины там находиться. Элис проскользнула мимо, пробормотав что-то про сорочку, которую нужно было заштопать, при этом избегая смотреть ей в глаза, и в тот миг Роуэн начала понимать, что у враждебности Элис могут быть еще и другие причины.
Патрик Холландер часто отсутствовал, то уезжая в Лондон, то занимаясь какими-то загадочными делами в Оксли. А хозяйка, насколько успела заметить Роуэн, в основном играла на фортепьяно или читала у огня, и Роуэн, выполняя уже привычные поручения по дому, привыкла слышать доносящуюся из гостиной музыку. К одной мелодии миссис Холландер возвращалась особенно часто. Роуэн вспомнила, что ее матушка напевала похожий мотив, убаюкивая Альби. Колыбельная. И каждый раз, когда Роуэн слышала эти ноты, она вспоминала о потускневшей детской погремушке и замечала, что корсаж хозяйки спереди так и остается ровным и плоским.
Роуэн привыкла к шуму и болтовне, постоянному движению и множеству людей повсюду, и дом торговца шелком казался ей неестественно тихим; часто ее оставляли одну чуть ли не на весь день, без присмотра, хотя она все равно не осмеливалась расслабиться и выполняла все как положено. Когда выдавались драгоценные свободные минутки, она бродила по саду – длинной полоске земли, огражденной высокими кирпичными стенами, любуясь росшими вдоль них колючими кустами роз и плетущейся жимолостью. В дальней части разросся фруктовый сад, настоящие дебри яблонь, терновника и мушмулы, а за ними – ручей, заросший водяным крессом, болотной калужницей, мальвой, примулой и кипреем. Она также обнаружила огород с травами и некоторыми лекарственными растениями, включая ее любимые пиретрум девичий, лимонную мяту, бальзамическую пижму, иссоп и ромашку. Роуэн решила, что как только сможет, соберет перечную мяту, розмарин и сальный корень, или окопник, и сделает себе мазь для уставших мышц, приготовит из высушенной лещины бальзам для кожи и накопает корней ворсянки, в изобилии растущей в саду, для лечения желудка и нервов. А когда наступит лето, она будет собирать лепестки шиповника и лаванду, чтобы сбрызгивать простыни ароматной водой.
Как-то днем она провела в саду почти час в поисках ингредиентов для микстуры: Пруденс кашляла так, словно бумага шуршала о камень, а спальня ее находилась рядом с их с Элис комнатой, так что если облегчить боль, все трое спали бы крепче.
В дальнем углу сада, за фруктовыми деревьями, начинался склон, и после тщательного исследования Роуэн обнаружила там кустики розмарина и шалфея. Сорвав по несколько листиков каждого растения, она бережно убрала их в карман, стараясь не повредить нежные свежие листочки. Затем в дальнем углу она нашла то, на что так надеялась: шиповник, еще с плодами.
Набрав побольше ярких ягод, она поспешила домой, где увидела стоявшую у черного хода Пруденс с длинной метлой в руках.
– Ты что там делаешь, девочка? Я уже давно тебя зову, не слышишь? Заходи сейчас же, а то до смерти замерзнешь, ветер сегодня жестокий.
Роуэн была так поглощена своими поисками, что почти не чувствовала холод. Она вытащила пригоршню ягод из кармана:
– Я могу приготовить отвар, – сказала она. – От кашля. Вам станет легче.
Пруденс с сомнением посмотрела на нее, взвешивая плюсы и минусы подобной затеи.
– Раз твоя мазь так помогла юному Томми, – наконец произнесла она, – скажу, что это очень мило с твоей стороны, спасибо за заботу. Только смотри, чтобы на кухне все было в прежнем виде, не создавай мне лишней работы.
Позже Роуэн принесла свежей воды из колодца, бросила в кастрюльку собранные травы и ягоды и кипятила их до тех пор, пока жидкость не потемнела. Тогда она добавила туда немного меда и уксуса. Оконное стекло запотело от пара, в кухне было тепло и уютно. Приятнее места в доме было не найти, и Роуэн тихонько напевала себе под нос песню, которой ее научила матушка: об убитом горем возлюбленном и белом саване. От нее становилось грустнее, но Роуэн все равно мурлыкала ее себе под нос. Когда ягоды размякли, она, процедив отвар, бросила их в ступку, когда-то принадлежавшую матушке, и растерла в кашицу, а затем положила обратно в кипяток. Ступкой ей служил простой выдолбленный камень с каменным же пестом, но Роуэн нравилось думать, что он еще хранил что-то от матушкиного дара.
Решив, что уже прошло достаточно времени, Роуэн процедила микстуру в бутылочку с мерной шкалой и оставила остывать на подоконнике. Позже она заткнет ее пробкой от одной из пустых бутылок портвейна, найденных у хозяина. Приготовить настой от кашля было сущим пустяком, но, работая, Роуэн ощущала связь с женщинами ее семьи, ушедшими задолго до ее рождения, которые точно так же готовили целебные отвары, и это придавало ей сил.
Как-то днем у черного хода вновь появился Томми Дин и показал собравшимся в кухне женщинам свою ногу:
– Поглядите! – воскликнул он торжествующе. Рана полностью затянулась, и был виден лишь бледный шрам. – Будто ничего и не было.
Роуэн широко улыбнулась в ответ, радуясь, что он здоров, и еще больше радуясь его приходу, так как в свободное время она ловила себя на том, что вспоминает его теплую улыбку и гадает, увидятся ли они когда-нибудь вновь. И хотя с их первой встречи прошло всего несколько недель, Томми будто стал крепче и сильнее за это короткое время, раздался в плечах. Голос его стал глубже, а сам он – заметно выше.
