Жизнь в средневековой деревне - Фрэнсис Гис

Рива, и Генри, сын Генри Эбавбрука, «сильно избили» сына еще одного виргатария, Реджинальда Ле Уайза²²⁸. В 1294 году Роджер Гослин «пустил кровь Ричеру Чаплину». В том же году жены двоих мужчин из семейства Ин Ангуло поссорились, и жена Майкла, Элис, «сделала хэмсокен» в отношении жены Джеффри, также звавшейся Элис, то есть напала на женщину в ее собственном доме; жена Майкла заплатила штраф и еще шесть пенсов за «разрешение договориться» со своей невесткой. Ричард Бенит, дважды избиравшийся присяжным, «сильно избил Томаса Клерка и набросился на него в его собственном доме». Джон, сын Джона Эбавбрука – оба занимали публичные должности, – «взял животных Мод, жены Джона Эбавбрука» (очевидно, она приходилась ему мачехой), «и вывел их из ее дома»²²⁹.

В 1306 году, по всей видимости, произошла массовая драка с участием членов семей, относившихся к деревенской элите. Джон Кетел, дважды бывший присяжным и дважды – пробователем эля, «проломил голову» Николасу, сыну Ричарда Смита, а также сильно избил Ричарда Бенита «и, более того, набросился на него». Джон, сын Генри Смита, четырежды присяжный, «ударил Роберта Стекедека и пустил ему кровь», а его брат Генри Смит «преследовал Джона [Смита]… с ножом, чтобы ударить и ранить его»²³⁰.

Представители деревенской верхушки судились между собой за долги, обвиняли друг друга в клевете, совершали различные правонарушения: опаздывали на осеннюю жатву, посылали на нее не всех своих домочадцев, «не вязали осенью господскую пшеницу, как это делали [их] соседи». Дочери глав семейств несколько раз осуждались за «блуд»: в 1303 году – Матильда, дочь Джона Эбавбрука²³¹; в 1307-м – Ателина Блейкмен²³²; в 1312-м – Элис, дочь Роберта Атте Кросса²³³; в 1316-м – две женщины из семейства Ин Ангуло, Мюриэль и Элис²³⁴.

В общем, лишь несколько семей активно участвовали в деревенских делах, стоя на страже закона или же преступая его. Официальные должности, видимо, позволяли им поддерживать и улучшать свое положение в обществе. В итоге они стали отдаленным подобием шекспировских Тибальта и Меркуцио, и развязки деревенских драм были примерно такими же, как у великого драматурга.

Судебные записи лаконичны, но все же по ним можно составить представление о нескольких деревенских персонажах. Один из них – Генри Годсвейн, виргатарий, пробователь эля и присяжный; в 1279 году он был оштрафован «за то, что отказался выполнять вторую осеннюю барщину и помешал ее выполнению, велев всем уйти домой раньше времени, без разрешения бейлифов, что нанесло господину ущерб в полмарки»²³⁵. Другой – Джон из Элтона (младший), постоянно вступавший в стычки с соседями: ссора с его же свободным держателем Джоном из Лангетофта (1292 г.)²³⁶; ссора с Эммой Прюдом (1294 г.)²³⁷; осужден за прелюбодеяние, совершенное с Алисой, женой Реджинальда Ле Уайза (1292 г.)²³⁸; осужден за проникновение во владения Джона Херинга (1292 г.)²³⁹; наконец, случай, произошедший в 1306 году, когда он напал на своего держателя Джона Чепмена и «выгнал того из его собственного дома», а заодно унес сено Джоан, жены Роберта Чепмена²⁴⁰.

Не все задиры происходили из лучших семейств деревни. Была семья, которая не дала ни одного должностного лица, но часто упоминалась в судебных записях. Речь идет о Прюдомах. Уильям был коттером Джона из Элтона, Уолтер – свободным виргатарием. Эмма, жена Уолтера, и Матильда – возможно, жена Уильяма, – упоминаются несколько раз: они ссорились с соседями, были истцами и ответчиками в суде, фигурировали в делах как варщицы пива. Из этого семейства вышел единственный среди элтонцев убийца, чье имя появляется в протоколах манориального суда (такими случаями занимались королевские суды): Ричард Прюдом, в 1300 году осужденный за убийство Гослины Крейн²⁴¹. Саббы также были известны преимущественно участием в ссорах и актах насилия; Эмма Сабб подверглась штрафу за то, что являлась «fornicatrix» (блудницей), «а так как это простая женщина», ее назвали просто «шлюхой»²⁴².

За устоявшимися формулами и лапидарными латинскими фразами судебных писцов нелегко расслышать подлинную речь селян. Пруденс Эндрю в «Неизменной звезде», романе о крестьянском восстании 1381 года, следуя распространенной традиции, вкладывает в уста своего героя слова, ставящие его в интеллектуальном отношении лишь немногим выше осла, с которым он временами спит. Надежных исторических источников, дающих представление о повседневной речи английского крестьянства, нет (кое-какие намеки встречаются у Чосера). В этом смысле очень ценны протоколы допросов, учиненных инквизицией в пиренейской деревне Монтайю – приблизительно в то же время, когда создавались документы элтонского суда²⁴³. Крестьяне Монтайю свободно, даже многословно, толкуют о политике, религии и нравственности, философствуют, демонстрируют живой ум, воображение, юмор и мудрость. Записи элтонского суда – единственный источник, который дает представление о неформальном общении крестьян. Однажды жители деревни собрались у церкви в воскресенье перед Днем Всех Святых, и три представителя влиятельных семейств – Ричер, сын Гослина, и Ричард Рив с женой – сцепились с Майклом Ривом, «изрекая самые непристойные слова перед всем приходом». Эти трое обвинили Майкла в грешках, которые часто приписывались старостам: «Что осенью он снял урожай зерна, взяв обычных держателей аббата, посланных на барщину, и вспахал свои земли в Эверсхолмфилде деревенскими общинными плугами; что он освобождал держателей от работ и служб при условии, что те сдадут ему свои земли по низкой цене»; наконец, «что он брал взятки с богатых, не желавших становиться цензуариями, и [вместо этого] ставил бедных ad censum».

Майкл подал иск о клевете. Присяжные признали его «не виновным ни по одной статье», оштрафовали Ричарда Рива и Ричера Гослина на два шиллинга и двенадцать пенсов соответственно и обязали Ричарда выплатить Майклу за ущерб немалую сумму – десять шиллингов. Позднее Майкл простил им все, выговорив себе только два шиллинга²⁴⁴.

Все элтонцы – свободные, вилланы, люди с неопределенным правовым положением, виргатарии, полувиргатарии, скотоводы, слуги и ремесленники – жили в домах, которым было присуще одно и то же свойство, а именно недолговечность. Плохо построенные, из непрочных материалов, они сооружались заново едва ли не с каждым поколением. В Уоррем-Перси есть дом, видоизменявшийся девять раз на протяжении чуть более трех веков, – следы этих работ сохранились до нашего времени. Как представляется, нередко поводом для перестройки был переход надела к очередному наследнику. По не вполне понятным причинам новый дом часто возводился рядом со старым, по измененному плану, с новым фундаментом, для которого вырывали новые ямы или траншеи²⁴⁵.

Держатель не всегда решал сам, перестраивать дом или нет. Крестьянин, к которому переходил надел, мог быть связан договором,