— Земля принадлежит ярлу Кнуту, — сказал я, — тебе не понравится то, что там, поэтому я не скажу.
Я бы лучше взял с собой Финана, но я поручил ирландцу держать Сердика и Меревала подальше от неприятностей. Мне нравился Осферт, но иногда его осторожность скорее мешала, чем помогала.
Если бы я оставил Осферта в Честере, он бы слишком поспешно отступил при появлении Сигурда.
Он бы чересчур ограждал Меревала от неприятностей, уйдя вглубь приграничных лесов между Мерсией и Уэльсом, и Сигурд, скорее всего, прекратил бы преследование. Я хотел раззадорить и подразнить Сигурда и верил, что Финан справится.
Пошел дождь: не тихий летний дождик, а ливень, вслед за которым задул резкий восточный ветер. Наше странствие стало медленным, жалким и более безопасным. Безопасным, потому что мало кому захотелось бы выйти на улицу в такую погоду.
Когда мы встречали незнакомцев, я называл себя лордом Кумбраланда, едущим выказать почтение ярлу Сигурду.
Кумбраланд был захолустьем, мало кто из лордов ссорился из-за него. Я провел там какое-то время и мог ответить на любой вопрос, но никто из встретившихся нам людей не хотел их задавать.
Мы поднялись на холмы и через три дня прибыли в Букестанес. Он лежал в лощине среди холмов и представлял собой городок, построенный рядом с кучкой римских сооружений, сохранивших каменные стены, но чьи крыши давно уже были покрыты соломой.
Защитного частокола не было, но на краю города нам преградили путь трое мужчин в кольчугах, вышедшие из лачуги.
— Вы должны заплатить за въезд в город, — сказал один из них.
— Кто вы? — спросил второй.
— Кьяртан, — ответил я. Именно этим именем из моего прошлого я назывался в Букестанесе, так звали злобного отца Ситрика.
— Откуда вы? — спросил мужчина. У него было длинное копье с ржавым наконечником.
— Из Кумбраланда, — сказал я.
Все трое ухмыльнулись.
— Из Кумбраланда, да? — сказал первый, — здесь вы не сможете расплатиться овечьим дерьмом. Он рассмеялся, довольный собственной шуткой.
— Кому вы служите? — спросил я его.
— Ярлу Кнуту Ранульфсону, — ответил второй, — наверно, о нем слышали даже в Кумбраланде.
— Он знаменит, — сказал я, изображая благоговение, затем заплатил им серебром от разрубленного на куски браслета.
Я немного поторговался с ними, но не сбивая сильно цену, потому что хотел посетить город, не вызывая подозрений. Поэтому я заплатил серебром, которое едва мог позволить себе, и нас пропустили на грязные улицы.
Мы укрылись на обширной ферме в восточной части городка. Фермой владела вдова, которая давно забросила разведение овец и жила за счет путешественников, искавших горячие источники, которые славились целебной силой. Хотя сейчас, по ее словам, источники охранялись монахами, которые требовали серебро с любого, прежде чем тот войдет в старинную римскую купальню.
— Монахи? — спросил я ее, — я думал, что это земля Кнута Ранульфсона.
— А ему какое дело? — спросила она. — Пока ему платят серебром, ему все равно, какому богу они молятся.
Она была саксонкой, как и большинство жителей городка, но говорила о Кнуте с нескрываемым уважением.
Ничего странного. Он был богат, опасен, и говорили, будто он самый лучший мечник во всей Британии.
Говорили, что его клинок — самый длинный и смертельный в стране, поэтому его называли Кнут Длинный Меч, и помимо этого Кнут еще был ревностным союзником Сигурда.
Если бы Кнут Ранульфсон знал, что я в его землях, то Букестанес кишел бы датчанами, охотящимися за моей головой.
— Так ты здесь, чтобы посетить горячие источники? — спросила вдова.
— Я ищу колдунью, — сказал я.
Вдова перекрестилась.
— Господь да сохранит нас, — сказала она.
— Что нужно сделать, чтобы увидеть ее? — спросил я.
— Заплатить монахам, конечно же.
Христиане такие странные. Они утверждают, что у языческих богов нет силы, и что старое колдовство так же фальшиво, как мешочки Лудды с железом. Но при этом когда они болеют, или их постигает несчастье, или если они хотят детей, они идут к заклинательнице, колдунье, которая есть в любой местности.
Священник читает проповеди против таких женщин, объявляя их злом и еретичками, а на следующий день платит заклинательнице серебром, чтобы узнать свое будущее или убрать бородавки на лице. Монахи Букестанеса не были исключением.
Они сторожили римскую баню, пели в часовне и брали серебром и золотом за организацию встречи с aglæcwif.
Аglæcwif — это женщина-монстр, и именно такой я считал Эльфадель. Я страшился ее и хотел услышать, поэтому послал Лудду и Райпера договориться о встрече. Они вернулись и сказали, что заклинательница желает золота. Не серебра, золота.
Я взял с собой деньги на эту поездку и почти все их пустил по ветру. Мне пришлось взять золотые цепи Сигунн и две из них отдать монахам. Я поклялся, что однажды верну драгоценные звенья.
На закате второго дня нашего пребывания в Букестанесе я отправился на юго-запад к нависавшему над городом холму, на котором находилась древняя могила — зеленый курган на пропитанном влагой холме.
У этих могил были мстительные духи, и меня пробирал озноб, когда я направился по тропинке в лес из ясеней, бука и вяза.
Мне сказали, чтобы я шел один, и если ослушаюсь, колдунья не появится, но сейчас я очень хотел, чтобы кто-нибудь прикрывал меня со спины.
Я остановился, слыша только дуновенье ветра в листве, шум падающих капель и журчание ручья неподалеку.
Вдова сказала, что некоторые ждали по нескольку дней, чтобы получить совет от Эльфадель, а другие отдавали золото или серебро, приходили в лес и ничего не находили.
— Она может растаять в воздухе, — сказала крестясь вдова. Однажды, по ее словам, пришел сам Кнут, а Эльфадель не явилась.
— А ярл Сигурд? — спросил я ее. — Он тоже приходил?
— Он приходил в прошлом году, — сказала вдова, — и был щедр. С ним был саксонский лорд.
— Кто?
— Почем мне знать? Они не останавливались в моем доме. Они остановились у монахов.
— Расскажи все, что помнишь, — попросил я ее.
— Он был молод, — сказала она, — с длинными, как у тебя, волосами, но он все-таки был саксом.
Большинство саксов обрезают волосы, а датчане, наоборот, отращивают.
— Монахи называли его саксом, господин, — продолжала вдова, — но кем он был? Я не знаю.
— Он был знатным?
— Он был одет как лорд, господин.
На мне была кольчуга и кожаный жилет. Никаких опасных звуков в лесу слышно не было, и я шел вперед, отклоняясь от мокрых листьев, пока тропинка не уперлась в известняковую скалу, рассеченную гигантской трещиной.
