— Но как же тогда они позволяют Звездочету изучать небеса? — спросила Цветок Пустыни.
— Он занимается этим по личному повелению правителя, — ответил Дымящийся Щит.
— А почему правитель решил пойти в этом вопросе против жрецов?
— Он не хочет, чтобы истина была утрачена навеки.
— Навеки? — переспросил я.
— Как девственница в жерле вулкана, — произнес воин.
Неожиданно в ноздри мне ударил отвратительный трупный запах. Толпа расступилась, и к нам направился самый жуткий и омерзительный человек, какого я когда-либо видел. В черной набедренной повязке, весь вымазанный в крови, с длинными, спутанными черными волосами и вонючем плаще из содранной с человека кожи.
А вот его спутница, напротив, была ослепительно, болезненно, мучительно… прекрасна.
Высокая и стройная, в незатейливом, без украшений, черном наряде, с длинными распущенными черными волосами.
Ни единой татуировки, ни одной побрякушки, никаких украшений она не носила, да в них и не было надобности. Любые побрякушки выглядели бы нелепо рядом с этими сочными, чувственными губами, пьянящей улыбкой, изящными скулами, окаймлявшими очи, озера черного пламени.
— Кто это? — спросила Звездочета Цветок Пустыни.
— Темная богиня Миктлантекутли.
— Что это? — не понял я.
— Для вас она — ходячий конец света, — сказал старик.
— Это принцесса Цьянья, сестра нашего правителя, — шепнул мне на ухо воин.
Между тем благородная особа шествовала прямо к нам с хищной грацией прогуливающейся пумы.
— А вот и дражайший наставник моего брата, — произнесла она, глядя на Звездочета. Я и не думал, что он, оказывается, так близок к правителю Кецалькоатлю. — Давно мы не виделись. А тебя, Щит, мне не хватало. Обязательно расскажешь мне обо всех ваших похождениях. Я очень рада снова видеть вас обоих во дворце.
— А я очень рад снова видеть тебя, госпожа, — ответил воитель-Ягуар.
— Расскажи о вашем походе, — потребовала красавица.
Принцесса с Дымящимся Щитом переместились к столу с октли, а меня Звездочет взял за руку и увлек от них в сторону.
— Ну, что ты о ней скажешь? — осведомился он.
— Едва ли я вообще видел на свете что-либо столь же красивое.
— И?
— Она устрашает меня. Более того, мне кажется, рядом с ней даже наш Ягуар… робеет.
— Ну, нам всем стоит ее бояться. Все, кому благоволит ее брат, могут оказаться жертвами ее злобы.
— А кто тот дурно пахнущий человек, что пришел с ней?
— Тецкаль, верховный жрец. Ближайший союзник принцессы, что делает ее вдвое опаснее.
— Почему?
— Об этом поговорим позже.
— А где правитель?
— И об этом мы поговорим позже.
Я заметил, что во время разговора с воителем взгляд красавицы безразлично скользил по толпе собравшихся. Неожиданно он упал на меня. Глаза ее вспыхнули, чуть не прожигая меня насквозь.
Она прервала разговор и направилась ко мне.
— Так ты и есть тот юный дикарь, которого зовут Койотль? Ты такой же пронырливый, коварный и злобный, как тот, в честь кого назван?
— Я твой верный слуга и подданный, — сказал я, склонив голову.
— Ты склонишься перед моим камнем и черным клинком, — заявил, подойдя к нам, злобный жрец, от которого веяло духом смерти.
— Ну, это вопрос еще не решенный, — улыбнувшись и взъерошив мне волосы, промолвила красавица. — Во всяком случае, если щенок будет стоить моего внимания. — Повернувшись к верховному жрецу, она сурово заявила: — Мой брат и этот старый, помешанный на звездах дурак благоволят к нему. Думают, он в состоянии помочь им составить их идиотский Календарь, так что придется тебе оставить мальчишку в покое. Уразумел?
Верховный жрец ответил сестре правителя злобной, хмурой улыбкой.
— Он у меня еще хлебнет горя.
— Тронешь мальчишку — ответишь передо мной, — холодно заявила она и, повернувшись, потрепала меня по щеке с холодящей кровь нежностью. — Ты ведь оправдаешь мое доверие, правда?
— Постараюсь услужить, как смогу.
— Он не ответил «да», — заметил вымазанный в крови служитель богов.
— У щенка койота есть своя гордость. Это совсем неплохо. И не бойся, пропахший падалью, я его приручу.
Изображая игривую привязанность, красавица ущипнула меня за щеку, причем больно и чуть не до крови, так что я едва не вскрикнул, но… сдержался. И, не сказав ни слова, с бесстрастным лицом, встретил ее взгляд.
— Но помни, щенок, — продолжая щипать больное место, сказала она, — гордыня предшествует падению.
— У него сегодня выдался нелегкий день, — заступился за меня Ягуар.
— У тебя будут куда более тяжелые дни, а ночи и того тяжелее, — усмехнулась Цьянья. — Если ты к этому готов. — Она вновь повернулась к воителю: — Ну а теперь расскажи о вашем походе. — Взяв за руку, она увлекла его к помосту с октли, где они взяли по чаше.
— Ну, вот ты и познакомился с сестрой правителя, — произнес Звездочет. — Что скажешь теперь?
— Никогда не видел подобных глаз.
— И что они тебе напоминают?
— Гром. Молнию. Войну.
— Ты смотрел прямо в могилу, свою могилу. И ты не слишком осторожен.
— Но она потрясает.
— Как ядовитая змея.
— Когда она притронулась к моим волосам, я чуть не лишился чувств.
— Остерегайся кровожадности несравненной красавицы.
— От нее глаз не оторвать, — глядя в сторону помоста с напитками, признался я.
— Я всеми силами пытаюсь избавить тебя от глупости, — смерив меня долгим взглядом, пробормотал Звездочет, — но, боюсь, она укоренилась слишком глубоко.
— Эта женщина пугает меня, — сказала, подойдя ко мне, Цветок Пустыни.
— Не тебя одну.
— И она никуда не денется, — заметил я. — Это непреложный факт. — С этими словами я отпил изрядный глоток октли.
— Зато могу деться я, — проворчал Звездочет. — Раз ты не желаешь следовать моим советам, мне тебя больше нечему учить.
Краем глаза я приметил, что сестра правителя оживленно беседует с кровавым жрецом. Наш воитель, похоже, воспользовался этим, чтобы ускользнуть, и подошел к нам.
— Слышал, ты тут сказал, будто тебе больше нечему учить, — обратился он к Звездочету. — Что, здешний урок закончен?
— Так ведь уже поздно, а кости у меня старые.
— В дороге ты на старые кости не жаловался.
— Но сейчас они нуждаются в отдыхе. А это логово выродков не для таких, как я. А для вас, молодежи.
— Ну а ты? — обратился Дымящийся Щит ко мне. — Чего ты хочешь после долгого, трудного путешествия. Еды, выпивки, пейотля[15], женщину? — Он с удовольствием осушил очередную чашу октли. — Давай, Рубец, ночь еще только начинается.