Молодой человек вскрикнул, огляделся в поисках шпаги, схватил первую попавшуюся и с такой силой вогнал ее в грудь главного ловчего, что пригвоздил его к полу.
— А! — взревел Бюсси. — Не знаю, останусь ли жив я, но, по крайней мере, я увижу, как умрешь ты!
Монсоро хотел ответить, но из его приоткрытого рта вылетел лишь последний вздох.
Едва передвигая ноги, Бюсси потащился к коридору. Он истекал кровью. Она бежала из раны на бедре, и особенно сильно из той, что была под коленом.
Он оглянулся в последний раз.
Из-за облака вышла блистающая луна. Свет ее проник в залитую кровью комнату, заиграл на оконных стеклах и, озарив изрубленные ударами шпаг, пробитые пулями стены, скользнул мимоходом по бледным лицам убитых, еще и после смерти глядевших на Бюсси жестоким, угрожающе-зловещим взглядом убийц.
При виде этого поля битвы израненного, почти умирающего Бюсси охватило чувство беспредельной гордости.
Как он и обещал, он совершил то, что не совершил бы никто на свете.
Теперь ему оставалось только одно: бежать, спасаться, ибо теперь он уже мог бежать, потому что бежал он от мертвых.
Но испытания еще не кончились для несчастного Бюсси.
Выйдя на лестницу, он увидел, что во дворе поблескивает оружие. Раздался выстрел. Пуля пробила Бюсси плечо.
Двор охранялся.
Тогда он вспомнил о маленьком окне, через которое Диана собиралась завтра наблюдать за его поединком, и, волоча раненую ногу, торопясь из последних сил, он направился в ту сторону.
Окно было открыто. В него глядело прекрасное, усыпанное звездами небо.
Бюсси закрыл за собою дверь и задвинул засов. Потом он с трудом вскарабкался на подоконник и измерил глазами расстояние до железной решетки, готовясь перепрыгнуть через нее на мостовую.
— Нет, прошептал Бюсси, — нет, этого я уже не смогу…
Но в это мгновение на лестнице послышались шаги. Это поднималась новая толпа убийц.
Драться Бюсси уже не был способен. Он собрал все свои силы и, отталкиваясь рукой и ногой, которые были еще не совсем изранены, прыгнул вниз.
Но, прыгая, он поскользнулся на плите подоконника: ведь подошвы его сапог были совершенно мокры от крови!
Он упал на железные копья решетки: одни вонзились в его тело, другие зацепились за одежду, и он повис.
Тогда Бюсси вспомнил о единственном друге, который еще оставался у него на земле.
— Сен-Люк! — крикнул он. — Ко мне, Сен-Люк! Ко мне!
— А! Это вы, господин де Бюсси, — раздался вдруг голос из гущи деревьев.
Бюсси содрогнулся. Голос принадлежал не Сен-Люку.
— Сен-Люк! — крикнул он снова. — Ко мне! Ко мне! Не бойся за Диану. Я убил Монсоро!
Он надеялся, что Сен-Люк где-то поблизости и непременно явится, услышав это известие.
— А! Так Монсоро убит? — послышался другой голос.
— Да.
— Прекрасно!
И Бюсси увидел, как из-за деревьев вышли двое. Лица их были закрыты масками.
— Господа, — сказал он, — господа, заклинаю вас Небом, помогите дворянину, попавшему в беду, вы еще можете спасти меня!
— Что вы об этом думаете, монсеньер? — спросил вполголоса один из двух неизвестных.
— Как ты неосторожен! — сказал другой.
— Монсеньер! — воскликнул Бюсси, который расслышал эти слова. Все его чувства были обострены отчаяньем. — Монсеньер! Освободите меня, и я прощу вам вашу измену.
— Ты слышишь? — сказал один.
— Как вы прикажете…
— Что ж, освободи его…
И, усмехнувшись, прибавил:
— … от страданий…
Бюсси повернул голову на голос дерзавшего усмехаться в такую минуту.
— Я погиб, — прошептал он.
И в тот же миг в грудь его уперлось дуло аркебузы и раздался выстрел. Голова Бюсси упала на грудь, руки повисли.
— Убийца! — прошептал он. — Будь ты проклят!
Он умер с именем Дианы на устах.
Несколько капель его крови упало с решетки на того, кого называли монсеньером.
— Он мертв? — крикнули несколько человек, которые взломали наконец двери и показались в окне.
— Да, — крикнул Орильи. — Но не забывайте, что покровителем и другом господина де Бюсси был монсеньер герцог Анжуйский, бегите!
Убийцы ничего другого и не желали, они тут же скрылись.
Герцог слушал, как звуки их шагов удаляются, становятся все глуше и смолкают вдали.
— А теперь, Орильи, — сказал он, — поднимись в дом и сбрось мне через окно тело Монсоро.
Орильи поднялся, разыскал среди множества трупов тело главного ловчего, взвалил его на спину и, как ему приказали, сбросил через окно. Падая, оно тоже забрызгало кровью одежды герцога Анжуйского.
Пошарив в камзоле главного ловчего, Франсуа достал акт о союзе, подписанный его рукой.
— Вот то, что я искал, — сказал он, — нам больше нечего здесь делать.
— А Диана? — спросил из окна Орильи.
— Черт возьми! Я больше не влюблен, и, так как она нас не узнала, развяжи ее. Сен-Люка тоже развяжи. Пусть отправляется на все четыре стороны!
Орильи исчез.
— Королем Франции я пока не стал, — сказал герцог, разрывая акт на мелкие куски, — но зато и не буду обезглавлен по обвинению в государственной измене.
LIII
О ТОМ, КАК БРАТ ГОРАНФЛО ОКАЗАЛСЯ БОЛЕЕ, ЧЕМ КОГДА-ЛИБО, МЕЖДУ ВИСЕЛИЦЕЙ И АББАТСТВОМ
Авантюра с заговором окончательно обернулась комедией. Ни швейцарцы, поставленные караулить устье этой реки интриг, ни сидевшая в засаде французская гвардия не смогли поймать в раскинутые ими сети не только крупных заговорщиков, но даже и мелкой рыбешки.
Все участники заговора бежали через подземный ход под кладбищем. Из аббатства не появился ни один. Поэтому, как только дверь была взломана, Крийон встал во главе тридцати человек и ворвался внутрь вместе с королем.
В просторных, темных помещениях стояла мертвая тишина.
Крийон, опытный вояка, предпочел бы большой шум. Он опасался какой-нибудь ловушки.
Но тщетно они посылали разведчиков, тщетно открывали двери и окна, тщетно обыскивали склеп часовни. Всюду было пусто.
Король шел в первых рядах со шпагой в руке и во все горло кричал:
— Шико! Шико!
Никто не откликался.
— Неужели его убили? — сокрушался король. — Черт подери! Они мне заплатят за моего шута как за дворянина!
— Это будет правильно, государь, — заметил Крийон, — ведь он и есть дворянин, да еще из самых храбрых.
Шико не отвечал, ибо он сек герцога Майенского и так наслаждался этим занятием, что был глух и слеп ко всему остальному.
Но после того как Майен исчез, после того как Горанфло свалился без чувств, ничто больше не отвлекало Шико: он услышал, что его зовут, и узнал голос короля.
