Она собиралась сказать им что-нибудь про падающую звезду или летающую рыбу, но была так поражена внезапным исчезновением Люсьена, что слова застряли у нее в горле. Только что он был рядом с ней, она чувствовала тепло его тела и прикосновение, и вдруг его не стало. Она задрожала.
— Что?
— Где?
К счастью, там было кое-что. Сигнальная ракета взлетела в ночное небо над собором, осыпаясь красными искрами, осветившими контуры знакомых крыш. В этот момент Арианна ощутила тепло вернувшегося Люсьена. У нее перехватило дыхание.
— У тебя очень хорошее зрение, племянница, — сказала Леонора. — хотя я не могу понять, что можно было увидеть до того, как взлетела ракета?
— Красиво, да? — сказал Томмазо.
— Наверное, синьор Родольфо готовит свое следующее представление, — предположил Анджело, — ко дню Маддалены.
— Это не похоже на сенатора. — возразила Леонора. — такая легкомысленность, как ты думаешь, Лючиано?
— Согласен, легкомысленность— это последнее, что можно подумать про него, — ответил Люсьен, который тоже дрожал. — Скорее всего, у него была серьезная причина запустить эту ракету.
Арианна промолчала. Она была так потрясена тем, что стала непосредственной свидетельницей страваганции, что до самого конца путешествия не произнесла ни слова.
Как только они прибыли в Беллецию и он проводил Леонору и Арианну домой, Люсьен помчался в палаццо Родольфо. Было уже темно, и он не заметил, что даже не одна, а две пары глаз наблюдают за ним из тени.
Альфредо впустил его, и Люсьен побежал вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки.
Дверь лаборатории открылась прямо перед ним, и он, задыхаясь, ввалился в комнату.
— Должен идти…успеть до того как мама…супермаркет…слишком сильно задержались на островах…большой переполох…
Он упал в кресло, сопровождаемый серьезным взглядом Родольфо.
— Мои зеркала поведали мне об этом. Я разрешил тебе пропустить утренние занятия, а не пропадать на целый день и забывать о возвращении в свой мир. Я чувствовал, что ты все еще здесь. Вот почему я пустил ракету.
— Я ее не видел, но наслышан о ней, — ответил Лучано, слегка отдышавшись, — Ладно, не важно. Я умираю — хочу расспросить вас о множестве вещей — о докторе Детридже, о бабушке Арианны, о рыбе мерлино и стеклянной маске, но мне пора. Я вернусь этой ночью, то есть, я хотел сказать, завтра утром.
Он сжал в руках тетрадь и провалился в медитацию. Его кружившиеся мысли замерли и начали опускаться, будто блестки в стеклянном шаре, он почувствовал, как они уносят его с собой из лаборатории, из Беллеции, из Талии...
Родольфо еще долго стоял, смотрел на опустевшее кресло, затем вздохнул и сказал:
— Замечательно, просто замечательно.
* * *
От стены палаццо Родольфо отделились две тени и удалились в направлении ближайшей таверны. Одна была одета в синий плащ и шла с весьма важным видом, другая — в грубую рабочую одежду. Оба шпиона сошли с маленьких лодочек и, встретившись на причале Пьяццетты, обнаружили, что следят за одной и той же компанией. Пришло время пропустить по паре стаканчиков стрега и обменяться информацией.
Люсьен очнулся в тот самый момент, когда его мать вошла в дом. Он сбежал по лестнице столь же быстро, как до этого поднялся по другой в Беллеции и поприветствовал ее в холле.
— Давай, я помогу тебе разобрать сумки, — предложил он.
— Что ж, ты определенно выглядишь достаточно здоровым, — ответила она, и от ее сияющего вида он, наконец. испытал облегчение.
Но достать сумки из машины, перенести их в дом, распределить содержимое по полкам, морозильнику и холодильнику — это было для него задачей практически непосильной, и, закончив, он почувствовал, что сейчас упадет без сил. Как только это показалось ему безопасным, он изобразил зевок и спросил:
— Мам, ты не против, если я пойду прилягу? Кажется, я все равно слегка не выспался.
— Нет, — ответила она, ничего не подозревая, — иди и хорошенько вздремни, но примерно через час я принесу тебе чай. Я не хочу, чтобы ты потом не мог заснуть ночью.
Сон и отдых — Люсьен уже забыл, что это такое. Каждую ночь, засыпая, он пробуждался в другом мире. Упражнения и свежая пища, которые он получал там. шли ему на пользу. В реальном мире он прибавил в весе, к нему возвращался нормальный мышечный тонус, и даже начали расти волосы. Но как бы там ни было, он все равно оставался слабым. И сейчас он достал свою драгоценную тетрадь и положил ее на стол у кровати. На этот раз он хотел быть уверенным, что сможет нормально поспать.
Гвидо Парода был в отчаянии. Он должен учиться в университете в Падавии, но теперь на это не было денег. Его старший брат пропил и растранжирил все семейное состояние и исчез. Их отец был тяжело болен, и он не мог заплатить врачу за лечение или хотя бы нанять сиделку. Его мать умерла, когда он был еще маленьким.
Было трогательно наблюдать, как высокий нескладный рыжий парень с нежностью заботится о своем отце. Но у них осталось всего несколько скуди, а он должен был покупать хорошую пищу, чтобы поддерживать в отце жизнь. На рынке его окликнул бывший сокурсник. Через пару минут они были в соседней таверне и Гвидо пил крепкое красное беллецианское вино, которым угостил его приятель, и изливал душу.
* * *
— Сегодня мы займемся приготовлением фейерверка! — объявил Родольфо, как только Люсьен вернулся в Беллецию следующей ночью. Солнце заливало лабораторию, и у Люсьена появилось странное чувство, что Родольфо может обратить ночь в день. Очень может быть, что он и вправду мог. Люсьен до сих пор не знал, насколько могуществен Родольфо. Ну а сегодня они займутся фейерверком.
— Это для Маддалены, — пояснил Родольфо, — ее праздник отмечают двадцать второго июля. И поскольку она покровительница Лагуны, я всегда делаю что-нибудь особенное. Более того, в этом году он совпадет еще и с открытием церкви, которую построили в благодарность за избавление от чумы, так что нам придется постараться как следует.
— Ариаина сказала, что ваше представление на Венчании с Морем было просто великолепным. Жаль, что я не смог увидеть его.
— Ты не сможешь увидеть ни одно из моих представлений, Лючиано, — ответил Родальфо мягко.
— Фейерверков не может быть при свете дня. Существуют вещи, для которых необходима темнота.
Горько было осознавать это, но он приступил к фейерверку и через некоторое время полностью погрузился в работу. Это было очень похоже на науку его мира: он смешивал порох с различными химикатами, которые окрашивали огонь в разные цвета. Но для особых фигур Родольфо использовал технику, которую Люсьен мог назвать лишь магией.
