Натянутые отношения с женщиной, которую он глубоко уважал, скоро стали для откровенного и чистосердечного моряка до того невыносимы, что он решился во всем открыться ей. тем более, что обещание, данное им разбойнику, само собой утрачивало свою силу со вступлением его на борт "Дельфина". К тому же он хотел посоветоваться с ней, нельзя ли будет сообща придумать какой-либо способ, что вырваться из когтей грозного пирата. Но обо всем этом надлежало переговорить, конечно, не иначе, как приняв всевозможные меры предосторожности, так как подобный разговор, если бы ему случилось дойти до слуха пирата, легко мог окончательно погубить их.
Несколько изумленная просьбой молодого человека, мистрис Эллис в первую минуту только слетка наклонила голову в знак согласия, но затем подтвердила обещание прийти вечером в назначенный час на палубу.
Немало оскорбленный холодностью со стороны людей, которые все-таки были ему многим обязаны, Вильдер сухо, но почтительно поклонился обеим дамам и поспешил удалиться, тем более, что в эту минуту он заметил, как Морской Разбойник, освободившись от глубоких раздумий, поднялся со своего места и легкой поступью направился к женщинам, очевидно, с намерением пожелать им доброго утра.
Боясь выдать себя и то чувство тревоги, какое постоянно внушал ей капитан "Дельфина", мистрис Эллис всегда с ужасом ждала этих бесед с Морским Разбойником. Впрочем, до сегодняшнего дня их разговоры с пиратом, к счастью, были весьма непродолжительны и большей частью ограничивались двумя — тремя фразами о погоде, о состоянии моря и тому подобном.
Гертруда же, ничего не подозревавшая, приветствовала капитана свойственным ей беззаботным тоном и первая заговорила с ним.
— Не правда ли, мистер, какое чудное утро подарила нам сегодня весна! Какое наслаждение вдыхать этот мягкий, благодатный воздух, в особенности вблизи такого живописного берега. Скажите, пожалуйста, как называется этот хорошенький зеленый островок? Я уверена, что когда мы направлялись в Ньюпорт, мы не проходили мимо него, иначе я, наверное, сохранила бы воспоминание об этом очаровательном уголке.
— К сожалению, я могу дать лишь весьма неудовлетворительный ответ на ваш вопрос, мисс Грэйзон, — возразил он мягким, вкрадчивым тоном, — так как я и сам хорошо не знаю названия этого небольшого клочка твердой земли. Я знаю только, что он принадлежит к группе островов, именуемых Багамскими. Что же касается вашего второго предположения, то вы совершенно правы: мы действительно идем той дорогой, по которой обыкновенно совершаются рейсы из нашей родины в Ньюпорт и обратно. Но, с другой стороны, наш путь, если не самый краткий, то зато, наверное, самый безопасный и приятный, так как, идя этой дорогой, мы имеем наиболее шансов воспользоваться благоприятным ветром. При условии быстрого хода нашего корабля мы доставим вас в кратчайший срок в Южную Каролину.
Последние слова разбойник произнес заметно пониженным голосом, причем оглянулся на стоявшего немного поодаль Вильдера. Тот, занятый своими обязанностями, вовсе не обратил внимания на явную ложь, скрывавшуюся в словах капитана, судно которого отнюдь не шло по направлению к упомянутому штату.
О нет! Морской Разбойник был человек слишком хитрый и расчетливый, чтобы так скоро возвратить дочь в объятия отца. Последнему сперва надлежало узнать о крушении бедной "Каролины" и таким образом изведать все муки сердца, терзаемого страшной неизвестностью, и только тогда, но никак не раньше он должен был получить известие, что жизнь его дочери спасена и что есть возможность выкупить пленницу. Действуя таким образом, капитан рассчитывал получить более щедрый выкуп.
Правда, сам он мало или, вернее, вовсе не дорожил золотом. Это был человек, обладавший далеко не заурядной или низкой природой, хотя природа эта была извращена и подчас делала его безжалостным. Он нисколько не дорожил сокровищами, которые в, сущности, глубоко презирал. Но, с другой стороны, обойтись без них было для него тоже невозможно; напротив, ему нужно было много денег и богатств, чтобы постоянно удовлетворять ненасытную алчность банды, жаждавшей прежде всего добычи. Впрочем, мы еще будем иметь возможность глубже заглянуть в жизнь и в душу этого человека, имевшего несчастье создать себе такую незавидную репутацию.
— Это одна из тех местностей, — продолжал между тем разбойник, обращаясь к Гертруде, — которые приводят в восторг и умиление большинство береговых жителей, но нас, мореходцев, они наполняют ужасом.
— Я охотно признаю справедливость вашего замечания, — возразила Гертруда, — но, что касается второго, то позвольте поспорить с вами. Неужели все люди вашей профессии до того преданы этой коварной стихии, что даже вид очаровательного берега не может им нравиться и они смотрят на него с некоторым отвращением?
Не хочу и не могу верить этому, в особенности, когда припоминаю все те ужасы, какие пережила я на прошедшей неделе. И до сих пор еще снятся мне самые страшные картины — черные, сердито насупившиеся тучи, высокие и всепоглощающие волны с зеленовато-свинцовым отливом, корабли, медленно идущие ко дну, где обитают всевозможные морские чудовища! Охотно верю и допускаю, что перенесенные подобного рода опасности оставляют в мужчинах, преимущественно в тех, кто, как и вы, посвятил свою жизнь морскому делу, более сильные и глубокие впечатления, нежели в нас, робких и слабых женщинах. Но все же не может быть, чтобы эти ужасные минуты проходили совершенно бесследно для вас. По меньшей мере, они должны были бы, мне кажется, еще больше придать прелесть удовольствиям, какие можно иметь, только живя на твердой земле.
Заметив по внезапно побелевшим щекам и слегка вздрагивающим губкам своей собеседницы, какое сильное волнение охватило ее при одной только мысли о пережитом страшном событии, разбойник со свойственным ему тактом поспешил дать разговору иное направление.
— Конечно, есть много таких людей, которые не понимают прелести моря. Они нехотя, скрепя сердце доверяют себя чужому человеку и то только на время короткого, часто неизбежного путешествия. Их неприязнь к воде, заметьте, ничуть не ослабевает во время самого плавания. Огорченные уже из-за необходимости отказаться на время от кое-каких домашних удобств и привычек, иметь которые на таком сравнительно узком пространстве, каково пространство даже самого большого корабля, согласитесь, невозможно, они большею частью пребывают в состоянии меланхолии и во всем видят предметы ужаса: в величавом спокойствии моря — что-то безжизненное, почти мертвенное, и эта абсолютная тишина действует на них подавляюще. В бурях же они, напротив, видят ужасное чудовище, которому, по их мнению, неизбежно нужно сдаться, так как они незнакомы с той наукой, с помощью которой можно, иногда даже с большим успехом, бороться против ярости штормов и ураганов. Вот те впечатления, какие производит море на большинство береговых жителей.
