– Ты будешь поступать, как я тебе скажу, жена.
– Или что? Изобьешь меня, как Туран Юсуфа? Или изнасилуешь, как он пытался изнасиловать нашу дочь?
– Туран мужчина, в нем кипит молодая кровь. И ты знаешь, что Зимат его дразнит.
– Как ты смеешь! – закричала Басима, и Юсуф услышал громкий звук пощечины. – Не смей делать вид, что это ее вина. Твой сын оскорбил Аллаха.
– И он наказан: тридцать плетей, моей собственной рукой.
– Этого недостаточно.
– Чего ты хочешь? Что мне с ним делать?
– Отошли его. Пусть Ширкух разбирается с ним в Алеппо.
Наступило долгое молчание. Юсуф уже начал двигаться дальше, когда снова услышал голос отца:
– Туран мой первенец. Я не отошлю сына прочь, чтобы его воспитывал кто-то другой. Но ты права: с ним нужно что-то делать. Я уже давно не бывал при дворе Нур ад-Дина. На следующей неделе я поеду в Алеппо и возьму Турана с собой. Нас не будет несколько месяцев. Я поговорю с Тураном, научу его управлять своими страстями. И, клянусь Аллахом, когда мы вернемся, он больше никогда не тронет нашу дочь.
– Хорошо, – ответила Басима. – Но, если ты ошибаешься, Айюб, обещаю, я сама его убью.
Юсуф пошел в свою комнату. Он слышал вполне достаточно. Зимат больше не угрожает опасность. Теперь ему осталось доказать отцу, что он ошибается. И он, Юсуф, сможет стать воином.
* * *
Джон сидел, привалившись к стене, и дрожал, несмотря на жару.
– Сто шестьдесят пять, – прохрипел он, в горле у него так пересохло, что он едва мог говорить. – Сто шестьдесят шесть. – В темноте крошечной клетки, где воняло мочой и дерьмом, время тянулось бесконечно. Когда-то – может быть, с тех пор прошли часы, может быть, дни – Джон начал считать вдохи, чтобы следить за проходящим временем. Когда он добирался до тысячи, делал ногтем черточку на грязном земляном полу. Однако вскоре в темноте он потерял счет черточкам. Впрочем, это уже не имело значения. Счет стал иметь собственный смысл. – Сто семьдесят шесть – сто семьдесят семь.
Юсуф не навещал его уже несколько дней, и у Джона, потерявшего счет времени, сначала закончилось лекарство, потом пища, наконец, вода. Вскоре вернулось жжение в спине, затем появилась пульсирующая боль в левом плече, куда попали стрелы. Еще через некоторое время пришел лютый голод, постепенно сменившийся ноющей болью в животе и неконтролируемой дрожью.
Но ужаснее всего была жажда. Рот Джона так пересох, что он даже глотал с огромным трудом. Губы распухли и потрескались. Голова раскалывалась от мучительной боли – казалось, кто-то вогнал раскаленный шип в его мозг. Потом начались видения.
В темноте перед Джоном стали возникать какие-то фигуры. Он видел Зимат, она ослепительно ему улыбалась и манила к себе. Ее образ был таким реальным, что он устремился к ней и ударился лбом о дверь. Образ Зимат растаял, и ему на смену пришли другие. Джон видел ухмыляющегося Турана с разбитыми в кровь костяшками пальцев, видел повешенного отца, все еще живого, чей укоризненный взгляд неотрывно за ним следил. Джон плотно зажмурил глаза, но образы не исчезали. Он искал спасения в обрывочном сне, но его продолжали преследовать призраки прошлого. Счет помогал держать их на почтительном расстоянии.
– Сто девяносто девять – двести, – прохрипел он, сосредоточившись на числах. Тем не менее перед ним возникло новое видение. Он увидел, как распахнулась дверь, и его клетку заполнил дневной свет. Джон закрыл глаза и отпрянул назад. – Двести один, – прошептал он, отчаянно цепляясь за ускользающую реальность.
Но это не было видением. Грубые руки подхватили его, вытащили наружу и поставили на ноги. Однако они были так долго согнуты, что отказывались поддерживать тело. Он опустил голову и, стараясь спастись от ярких солнечных лучей, зажмурил глаза. Кто-то ударил его по щеке, и его голова дернулась в сторону. Джон приоткрыл один глаз и увидел стоявшего перед ним Айюба.
– Значит, ты выжил, – сказал Айюб на латыни. – Аллах тебе благоволит, раб. Быть может, он сохранил твою жизнь для какой-то цели. Я не знаю. Но, если ты еще один раз прикоснешься к моему сыну, даже милость Аллаха тебя не спасет. Ты меня понял?
– Да, муаллим, – прохрипел Джон.
– У тебя три дня, чтобы поправиться. Затем начнешь работать. – Айюб повернулся и пошел прочь.
Мужчины, державшие Джона за плечи, отпустили его, и он рухнул на жесткую, прогретую землю. Полежав немного, он перевернулся на спину, позволив жаркому солнцу согреть тело. Прошло еще немного времени, и он осторожно приоткрыл один глаз. Над ним простиралось бескрайнее синее небо.
– Ты выглядишь так, словно побывал в аду. – Джон повернул голову и увидел идущего к нему Таура.
Красный, распухший нос норманна сплющился и сместился вправо.
– Ты и сам выглядишь не лучше.
Таур усмехнулся:
– Еврей-лекарь сказал, что мой нос делает меня заметным. – Он поднял Джона на руки. – Господи, ты стал таким легким, остались кожа да кости. – Он наморщил нос. – И ты воняешь. Давай помоем тебя.
* * *
Юсуф стоял на пороге кухни и смотрел, как струи дождя ударяют в мягкую землю двора. С севера пришел холодный ветер и принес с собой первый в этом году дождь. «Интересно, – подумал Юсуф, – идет ли дождь на дороге в Алеппо, по которой отец скачет с Тураном». Он стиснул зубы, думая о брате. Именно из-за Турана он остался здесь, глядя сквозь пелену дождя на фигуру Джувана.
Франк стоял посреди двора, широко разведя руки в стороны и откинув голову назад. Юсуф никогда не видел такого странного поведения. Дождь – это хорошо, благословение Аллаха, но только глупец будет стоять под холодными струями. Возможно, франк сошел с ума, пока сидел в клетке. Очень скоро Юсуф это узнает. Он два дня ждал возможности поговорить с рабом наедине, и теперь у него появился такой шанс.
Юсуф опустил голову и выскочил на дождь. К тому моменту, когда он, не глядя на лужи, подбежал к франку, он промок насквозь, и его туника стала тяжелой от воды. Джуван не двигался. Юсуф увидел, что его глаза закрыты.
– Джуван! – закричал Юсуф.
Франк опустил руки и выпрямился, но тут же немного расслабился, увидев, что это Юсуф.
– Джон, – сказал франк. – Меня зовут Джон.
– Да, Джуван, – сказал на латыни Юсуф. – Я хочу с тобой поговорить. Пойдем.
Юсуф повел его через двор к лаймовым деревьям, чья плотная листва почти полностью защищала от дождя. Юсуф убрал с лица влажные волосы и начал выжимать тунику.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Дождь напоминает мне о доме.
– И где он?
– В Англии. Это остров, до которого очень далеко.
– Я слышал о нем. – Юсуф вздрогнул, когда порыв ветра окатил его холодной водой. – Надеюсь, там не всегда так холодно.
Джон улыбнулся:
– Нет, не всегда. – Его улыбка погасла, а взгляд стал отстраненным. – Мой дом весь в зелени. Там нет песка и пыльной земли. И повсюду растет трава. Холодные реки текут через богатые поля, где зреет урожай. А еще много густых лесов с могучими дубами. Зимой землю накрывает толстый слой белого снега. Это так красиво.
– Почему же ты покинул дом?
Глаза Джона сузились, и он поджал губы.
– Ради крестового похода, чтобы сражаться во славу Господа.
– Понятно. – Юсуф немного помолчал. Настал ключевой момент, и он заговорил, тщательно взвешивая слова. – Ты великий воин, Джуван. Я видел тебя в Дамаске в тот день, когда ты попал в плен. Ты атаковал четырех воинов и убил всех.
– Однако я попал сюда.
Юсуф не уловил горечи в словах Джона.
– Научи меня сражаться, – попросил он. – Помоги побить Турана.
Наморщив лоб, Джон долго смотрел на дождь. Наконец он покачал головой:
– Нет.
– Но ты обязан мне жизнью! Мой отец убил бы тебя, если бы я не выступил против Турана. И ты бы умер в клетке, если бы я не принес тебе пищу и воду.
– А Туран убил бы тебя, если бы я не вмешался. Мы в расчете. – Джон повернулся, собираясь уйти, но Юсуф положил ему руку на плечо.
