Письмо Савонаролы — очень любопытный документ, говорящий о личности знаменитого монаха куда больше, чем иные книги, посвященные его роли в истории. Несомненно, что именно сострадание побудило Савонаролу взяться за перо, но привычка и страсть к проповедям быстро заслонили первоначальную цель. Он пускается в пространные и совершенно неоригинальные рассуждения о вере, о бесконечном Божьем милосердии, покрывающем все человеческие грехи, и, вдохновляясь собственными красноречием, явно забывает, что обращается к убитому горем отцу. Савонарола призывает папу «отринуть нечестивых и безбожных советчиков и прислушаться к голосу истинных ревнителей христианской веры», — тогда Господь не замедлит утешить его, как некогда утешил Иова, и уже не отнимет от губ святого отца чашу благодати и радости. В заключение, по не вполне понятной логике, Савонарола предупреждал, что «уже приблизилась гроза гнева Господня», и напоминал о верности всех своих предсказаний.
Давно известно, что фанатизм несовместим ни с тактом, ни с чувством меры. И все же это письмо — дополнительное свидетельство уважения итальянцев к Александру VI.
Между тем комиссия, учрежденная папой для подготовки церковной реформы, усердно трудилась и уже через месяц представила его святейшеству подробный доклад. Но настроение Александра к тому времени изменилось.
Текст доклада, испещренный пометками и замечаниями папы, сохранился до наших дней, однако практического значения он не имел и даже не был опубликован.
Раздумав перестраивать церковное здание в целом, Александр VI, видимо, сохранил желание показать, что отныне шутить с ним не следует. Ничем иным нельзя объяснить необычно жестокую расправу с провинившимся епископом Козенцы.
В Риме происходила оживленная торговля подложными индульгенциями. Уже в первый год своего понтификата Александр в специальной булле, адресованной испанским епархиям, строго напоминал о необходимости беспощадного преследования изготовителей и продавцов фальшивых отпущений грехов. И вот, по сообщению Бурхарда, в сентябре 1497 года были схвачены трое служащих Бартоломео Флоридо, тайного секретаря папы и епископа Козенцы. У арестованных обнаружилось более двенадцати поддельных индульгенций, и на допросе они показали на своего господина. На очной ставке Флоридо сознался в совершенном преступлении, и папа приказал бросить его в каземат замка св. Ангела. Там, на хлебе и воде, бывшему епископу пришлось каяться в своей предприимчивости, пока смерть не освободила его от оков. Еще страшнее была участь трех помощников — по закону их, подобно фальшивомонетчикам, ждал костер на Кампо-дей-Фьори.
В том же месяце решилась судьба Марии Энрикес, вдовы герцога Гандия, и ее детей — трехлетнего Хуанито и двухлетней Изабеллы. Папа без промедления подтвердил их права, и маленький Хуан стал третьим герцогом Гандийским, князем Сессы и Теано, государем Чериньолы и Монтефосколо. До совершеннолетия герцога управление его землями доверялось дяде, кардиналу Борджа. Только свой последний подарок покойному сыну — Беневентский лен — Александр решил передать во владение Чезаре.
Испанскую ветвь рода Борджа ждало славное будущее. Четвертому герцогу Гандия — Франсиско Борха — предстояло стать гофмаршалом при дворе императора Карла V. После смерти королевы Изабеллы, испытав глубокий душевный надлом, он отвергнет мирскую жизнь. Вступив в Общество Иисуса, герцог пройдет все ступени его иерархической лестницы и умрет в 1562 году генералом Ордена. Впоследствии же Франсиско Борха будет причислен к лику святых.
Несчастье, обрушившееся на семью, задержало отъезд Чезаре в Неаполь, но все же откладывать коронацию Федериго на долгий срок не стоило. Двадцать второго июля, простившись с отцом, кардинал выехал из Рима, сопровождаемый свитой в двести человек.
Его встреча с королем произошла в Капуе — из-за эпидемии лихорадки в Неаполе был объявлен карантин. Но Чезаре не сумел избежать заразы и несколько дней тяжело болел, к немалому беспокойству свиты и короля. Наконец, почувствовав себя лучше, архиепископ Валенсийский совершил требуемую церемонию. Коронацию не омрачили никакие непредвиденные эксцессы, хотя вообще в Неаполитанском королевстве было неспокойно. Продолжала полыхать вражда между сторонниками Арагонского дома и галлофилами, и дело доходило до вооруженных столкновений. Несмотря на изгнание французов, трон под Федериго казался не слишком надеждым, и Чезаре должен был по возможности примирить обе партии. Но сам король не возлагал на это больших надежд. Получив благословение святого отца и корону из рук горделивого светлокудрого юноши вдвое моложе себя, он не стал задерживать кардинала и в конце августа со всевозможными почестями отпустил его в Рим.
Утром шестого сентября все прелаты, находившиеся тогда в Вечном городе, и послы союзных государств собрались в монастыре Санта-Мария Нуова, чтобы приветствовать вернувшегося из поездки архиепископа Валенсии.
После мессы была назначена аудиенция у его святейшества. Когда молодой кардинал приблизился к трону Александра VI, «папа обнял и поцеловал его, но не произнес ни слова». Так описывают их встречу два очевидца — Бурхард и Сануто, и молчание папы в тот день до сих пор считается, фактом многозначительным. По глубокому убеждению Грегоровия, продемонстрированная папой холодность доказывает, что он не сомневался в братоубийстве, совершенном Чезаре. Но можно ли считать сам поцелуй естественным актом по отношению к убийце? И наоборот, если бы Александр заговорил с сыном, не поцеловав его, о чем свидетельствовал бы такой нюанс?
Как уже говорилось, в феврале 1498 года появились первые слухи о намерении Чезаре Борджа сложить с себя сан. Они крепли и становились все определеннее, показывая, что у папы родился некий план, осуществлению которого мешает пурпурное облачение сына. И действительно, Александр задумал женить его на Карлотте Арагонской, дочери Федериго, потребовав в качестве приданого два княжества — Альтамуру и Таранто.
Король был вовсе не в восторге от такой перспективы. Нашествие французов истощило Неаполитанское королевство и опустошило казну, а замужество прекрасной Санчи уже обернулось потерей княжества Скуиллаче. Федериго не желал отдавать ненасытным Борджа еще два огромных лена, но и ссориться с папой ему не хотелось. Снедаемый тревогой, расхаживал он ночами по залам дворца, раздумывая, как увернуться от нависших над его владениями рогов Быка.
Между тем слухи становились все скандальнее. Поговаривали, что папа готов презреть непреложность целибата и дать сыну официальное разрешение на брак, сохранив за ним все церковные должности. Вряд ли Александр действительно был готов пойти на столь беспрецедентный шаг, но сама мысль о подобном варианте побуждала Федериго к действию. Решив выбивать клин клином, неаполитанский король предложил его святейшеству подумать о другой паре возможных супругов. Он имел в виду своего племянника Альфонсо и Лукрецию, чей развод с Джовании Сфорца уже был оформлен в римской курии. Папа согласился, и свадьбу решили отпраздновать в Риме двадцатого июня 1498 года. Приданое невесты составляли 40000 дукатов, но хитрый Александр позаботился о том, чтобы расход окупился — он настоял на выделении в самостоятельное княжество двух неаполитанских городов — Бишелье и Корато. Будущий муж Лукреции получал их в собственное владение, становясь таким образом герцогом Бишельским.
