— Возьметесь вы доставить письмо?
Говоря это, сын полковника посмотрел так, что взгляд его ясно говорил:
«Я заплачу за вашу услугу такую цену, которую вы сами назначите».
— Смотря по обстоятельствам.
— Как, «смотря по обстоятельствам»?
— Если для этого достаточно бросить письмо в почтовую кружку…
— Хорошо! — сказал Арман.
И он подошел к круглому столику, на котором находились все принадлежности для письма. Но лакей прибавил:
— Если сударь напишет особе, которая живет на площади Бово, то это бесполезно.
— Бесполезно! Почему?
— Потому что я не доставлю этого письма… Арман рассердился.
— Уходите! — закричал он.
На другой день после похищения Армана, так искусно совершенного, в полдень, Дама в черной перчатке сидела у себя с майором Арлевым.
— Сударыня, — спросил ее майор, — хватит ли у вас мужества довести до конца ваш замысел?
— Да, Герман.
— Погубить отца в лице сына?
— Да.
Дама в черной перчатке произнесла это «да» глухим голосом и, помолчав несколько минут, наконец сказала:
— Да, у меня хватит мужества, хватит наказать себя самое.
Майор вздрогнул.
— Да, чтобы наказать себя, — продолжала она. — Потому что была минута, когда я почти забыла о моем единственном долге на этом свете, так как мое сердце забилось для этого человека, отец которого убил моего мужа… Гонтран де Ласи, — с волнением воскликнула она, — клянусь тебе, что ты будешь отомщен!
Послышался стук кареты, остановившейся у отеля.
— Это он! — сказала молодая женщина. — Он точен, как влюбленный.
Но она ошиблась. Приехал не Арман. Карета въехала во двор, и из нее вышел старик. Дама в черной перчатке следила, притаившись за занавеской. Приехал Иов, старый слуга полковника, преданный друг Армана.
Он вошел расстроенный.
— Сударыня, — поспешно сказал он, — что вы сделали с Арманом?
Молодая женщина вскрикнула от удивления.
— Я? — спросила она. — Да решительно ничего.
— Он не был здесь?
— Нет.
— Вы не видали его?
— Не видала со вчерашнего вечера, — ответила она.
— Ах, Боже мой! Боже мой! — пробормотал старый солдат. — Что же с ним случилось?
— Но объяснитесь же, Иов, — мягко сказала молодая женщина.
— В эту ночь, сударыня, Арман не вернулся домой; я прождал его все утро, но его все еще нет… Я был у полковника, который тоже не видал его…
— Он уехал вчера вечером?
— После того, как вы уехали.
— Один?
— Нет, с одним из своих друзей, в карете.
Через день после исчезновения Армана лорд Г. приехал к Фульмен.
— Ну, мой друг, — проговорила она, протягивая ему руку, — что вы мне скажете?
— Арман все тот же, — ответил лорд Г.
— Бедный Арман!
— Он то раздражается, то впадает в глубокое уныние.
— Спал он прошлую ночь?
— Нет, камердинер, спавший в соседней комнате, слышал, как он говорил что-то вполголоса.
— Вот как! Что же такое он говорил?
— Сначала он давал себе слово убить меня.
— А потом?
— Потом броситься к ногам женщины, которая напрасно прождала его.
Грустная улыбка мелькнула на губах Фульмен.
— Помните, мой друг, что вы отвечаете мне за него, — сказала она.
— Клянусь вам моей честью.
— И если вы дадите ему убежать, то, может быть, будете причиною его смерти.
— О, будьте покойны, — сказал лорд Г. — Когда я согласился принять на себя обязанности тюремщика, я уже принял свое решение.
— Как вы думаете, Арман догадывается, что его арест произошел по моей инициативе?
— Мне кажется, да.
— Ах, как он должен ненавидеть меня! — вздохнула Фульмен.
— Да, — пробормотал англичанин.
— Собирался он писать?
— Он пытался подкупить моих людей, чтобы они передали записку Даме в черной перчатке.
— Недурно! Спрашивал он об отце?
— Нет.
— А об Иове?
— Тоже нет.
— Бедный юноша, — прошептала Фульмен. — Он положительно страдает тем, что у итальянцев называется любовным помешательством.
— Но позвольте мне сделать вам одно замечание, дорогой друг, — сказал лорд Г.
— Говорите.
— Вы не боитесь, что лишение свободы сведет его с ума? Фульмен вздрогнула.
— О, молчите! — вскричала она. — Вы меня пугаете…
— Я оставил его в страшном раздражении и боюсь за него.
— Ну, что ж! — воскликнула Фульмен. — Я предпочту видеть его безумным, чем мертвым. Эта женщина убьет его…
— Будьте покойны, его слишком хорошо стерегут, чтобы подобная вещь могла случиться. Во-первых, павильон, где он находится, в самой глубине сада, окна с железными решетками, а у дверей крепкие засовы.
— А что, если эта женщина откроет, где мы его спрятали?
— Мои люди прекрасно вооружены и превосходно выдержат осаду.
Фульмен вздохнула.
— Благородный и дорогой друг, — сказала она, пожимая руку англичанина. — Как вы добры…
— Я ваш друг, — просто ответил он. — А теперь, если вам нечего более сказать мне, я вернусь на свой пост.
— Идите, — сказала Фульмен.
Англичанин вышел. Фульмен осталась одна. Несмотря на начало ноября, вечер был теплый и тихий, и молодая женщина ощутила потребность подышать немного свежим воздухом, потому что у нее была лихорадка, и голова ее горела. Она надела накидку и вышла с намерением пройтись по Елисейским полям до заставы Звезды.
Фульмен чувствовала желание подышать свежим воздухом и побыть одной. Она поступала, как все люди, у которых сердечное горе: она стремилась к одиночеству.
Зимою в девять или десять часов вечера Елисейские поля всегда пустынны и только местами освещаются фонарями. Лишь изредка попадется навстречу карета, а еще реже прохожий.
Фульмен медленно шла по асфальтовой дорожке, идущей вдоль широких тротуаров, задумчивая и не обращая ни малейшего внимания на редких прохожих. Ее прогулка длилась около двух часов и, разумеется, продолжилась бы еще, если бы позади нее не раздались быстрые шаги.
— Сударыня, — сказал голос, по которому она узнала одного из своих слуг.
Она обернулась. Иосиф, ее лакей, догонял ее.
— Я так и думал, что найду вас здесь, — сказал лакей.
— Что тебе надо, Иосиф?
— Барыня, вас спрашивают.
— Меня спрашивают? — спросила, вздрогнув, молодая женщина.
— Да, особа, которая желает вас видеть, ждет в отеле, в гостиной.
— Кто такая эта особа?
— Дама.
— Как она выглядит? молодая?.. старая?..
