своего учителя, часто называл его другом, хотя как-то раз вынес ему порицание в трактате «О судьбе» за то, что тот несколько перемудрил в этом вопросе. Бывали у Посидония промахи и в смысле географических расчетов, за что в его адрес резко отозвался географ Страбон: «Я не представляю себе, как можно доверять Посидонию в отношении неизвестного (о чем он не может сказать ничего правдоподобного), если он и об известном-то говорит так неразумно». Посидоний много путешествовал, делая как ценные наблюдения для своей научной деятельности, так и просто отмечая интересные и необычные явления вроде бальзамирования галлами голов их умерших вождей. Пришлось ему послужить и послом в Риме, где он хлопотал о помощи против царя Митридата. В философском плане Посидоний учил о бессмертии разума и признавал единого Бога – творца вселенной; отринув, подобно своему учителю Панецию, народных греческих богов, он, тем не менее, поместил на их место демонов и божеств светил. Фатализм философа обнаружился в признании им силы рока, неотвратимого ввиду расположения светил. Душа бессмертна, после земной жизни возвращается в эфир, проходит очищение, какое-то время пребывает в блаженном состоянии в лунном Элизии, после чего вновь воплощается.
Однако следует оговориться, что вышеприведенный анализ философско-религиозных воззрений Посидония есть не что иное, как обобщающая реконструкция, более или менее удачная. И если она согласуется со многими исследованиями по истории философии, это не значит, что она – истина в последней инстанции. Замечательно написал Пьер Левек в своей работе «Эллинистический мир»: «Труды Посидония настолько плохо сохранились, что его интерпретировали в самых различных направлениях. Ему приписывали мистическую эсхатологию, которую он якобы позаимствовал у неопифагорейцев. Синтез стоицизма и пифагореизма, который он якобы выработал, пытались найти и в „Сне Сципиона“ Цицерона, и в эсхатологических мифах шестой книги „Энеиды“, и в трактатах Плутарха „О лице, которое мы видим на Луне“. Эта теория не подтверждается сохранившимися фрагментами. Правильнее искать глубину его мыслей в мировой симпатии, столь дорогой ранним стоикам». Впрочем, насчет «Сна Сципиона» не все авторы столь категоричны. Практически общепризнано, что Марк Туллий Цицерон в заключении своего произведения «О государстве», как раз известном как «Сон Сципиона» (или «Сновидение Сципиона»), воспроизвел (несомненно, в угодном и подходящем ему виде) мысли своего учителя, Посидония Родосского (см., напр., Ф. Зелинский «Религия эллинизма»: «Мысли это Посидония, слова – Цицерона… Благодаря его красноречивому изложению эсхатология родосского философа овладела умами Запада и уже не выпускала их никогда: рай Посидония – это ведь также и рай Данте, полтора тысячелетия ни в чем его не изменили»). Кстати, немецкий ученый Г. Дильс полагает, что Цицерон передал потомству «…неясную мысль великого Посидония о печатании подвижными буквами», впервые выдвинув тем самым идею книгопечатания.
На почве исторической науки Посидоний подвизался как продолжатель «Всемирной истории» Полибия. Известно, что он разрабатывал вопросы военной тактики, географии, космологии. В общественно-политических вопросах Посидоний выказал себя другом римлян и апологетом их захватнической деятельности с точки зрения своей стоической философии, что, конечно же, делает ему мало чести, поскольку эти его тезисы отдают скорее беспринципным приспособленчеством, нежели искренней убежденностью. Короче говоря, Римскую империю он расценивал как стоическое братство людей – коль скоро она подчинила себе все народы мира, а законы ее – как отражение божественного космического порядка, обязательные для соблюдения всеми людьми, в чем и заключается их предназначение на этой земле. Оставим этот политес на совести хитроумного сирийского грека и вернемся, собственно, к философии. Из недр стоической школы Посидония, основанной им в 97 г. до н. э., в первой половине I в. до н. э. вышло значительное и солидное сочинение по истории философии «Древние изречения», впоследствии, к несчастью, утраченное, однако цитированное Цицероном, Варроном и иными писателями и философами. Античный мраморный бюст Посидония хранится в археологическом музее Родоса. Из учеников Посидония известны его внук Ясон, наследовавший ему в руководстве его философской школой, и некий Леонид. Также стоиком был Пифагор Родосский.
Но из философских школ древности не только стоицизм был представлен на острове. Одно время на острове преподавал киник Бион Борисфенский (IV в. до н. э.), о чем так свидетельствует Диоген Лаэртский: «В бытность свою на Родосе он учил философии афинян, приезжавших туда учиться риторике; на вопрос, почему он это делает, он отвечал: „Как я могу продавать ячмень, если привез пшеницу?“ …Он любил роскошную жизнь и поэтому часто переезжал из города в город, пускаясь иной раз даже на хитрость. Так, приехав на Родос, он уговорил матросов переодеться его учениками и следовать за ним; в их сопровождении он вошел в гимнасий и привлек к себе всеобщее внимание». Представителями школы перипатетиков на Родосе были кроме упомянутого ранее Эвдема Праксифан, ученик Теофраста (ученика Аристотеля), и Иероним, склонявшийся также к эпикуреизму, историк литературы и автор биографий поэтов; «чистым» эпикурейцем на Родосе был Евкратид. Скептицизм Пиррона представлял Николох Родосский, ученик Птолемея Киренского и Тимона Флиунтского. Мелантий примыкал к академикам, а совсем в позднее время неоплатоник Антоний Родосский сопровождал Порфирия из Греции в Рим в 263 г. н. э., когда тот отправился к Плотину.
Продолжая разговор о родосской философии, отметим, что Андроник из Родоса в 70-50-е гг. до н. э. возглавлял перипатетическую школу в Афинах и, судя по всему, первый ввел термин «метафизика» по отношению к определенной части творений Аристотеля (правда, здесь искать заоблачной мудрости в этом слове ни к чему – просто эти труды располагались в корпусе Аристотелевых сочинений после «Физики», ибо «мета» с греческого – «после»…). Сейчас на Родосе, недалеко от древнего стадиона и храма Аполлона Пифийского, показывают небольшой отреставрированный итальянцами одеон, говоря, что это и есть место философских заседаний и прений. Не исключено, что это и так, хотя, с другой стороны, этот же археологический объект выдают за место деятельности родосской школы ораторов, основанной в 324 г. до н. э. афинским оратором Эсхином. Возможны два варианта: либо в одном из двух утверждений (не исключено, что и в обоих) содержится ошибка, либо в одном и том же месте собирались и ораторы, и философы, поскольку в Древнем мире обе отрасли – и философия, и риторика – были теснейшим образом связаны между собой, ибо последняя несомненно зависела от логики, а по утверждению тех же стоиков, например, логика являлась одной из трех составляющих философии наряду с физикой и этикой. Кстати говоря, учитель Страбона по риторике Аристодем имел две собственные школы – в Нисе и на Родосе – и еще умудрялся при этом в Риме учить сыновей Помпея грамматике.
Завершить философский раздел хотелось бы упоминанием о пребывании на острове знаменитого Аполлония
