коим в Реале Иван Яковлевич и был, знаком с этой фамилией и его учебником.
Бирона Анна отпустила только с целым капральством конным в сопровождении. Брехт хотел с одним Иваном Салтыковым сгонять, но Государыня «уговорила» его свиту взять. Так-то Измайлово в будущем, это если и не центр Москвы, то и не окраина далёкая. Но сейчас до Первопрестольной нужно больше часа на лошадях добираться. Целью путешествия являлась Сухарева башня. Человек, незнакомый с историей и не москвич, может по названию решить, что это одна из башен Кремля. Там их богато, и все по имени мало кто знает. Спасскую — все, а вот дальше. Боровицкую, наверное, многие назовут. А Беклемишевскую? А сколько человек на прямой вопрос, является ли Сухаревская башня или Сухарева, частью Кремля, ответит отрицательно?
Брехт, как москвич и человек, увлекающийся историей, знал, что к Кремлю эта башня отношения не имеет. Даже подписывался под петицией, чтобы в Москве построили её реплику. Саму башню снесли в тридцатые годы. Построили её по приказу Петра и в ней…
В ней и работал человек, к которому сейчас Иван Яковлевич с пылью из-под копыт спешил. В 1701 году по распоряжению Петра I Леонтий Магницкий был назначен преподавателем школы «математических и навигацких, то есть мореходных хитростно наук учения», помещавшейся в здании Сухаревой башни. И уже через пару лет, а точнее, в 1703 году Магницкий составил первую в России учебную энциклопедию по математике, так называемую «Арифметику Магницкого». Книга называлась: «Арифметика, сиречь наука числительная с разных диалектов на славенский язык переведеная и во едино собрана, и на две книги разделена». Брехт в музее её видел. С точки зрения двадцать первого века, не шедевр. Половина страницы каждой — это всякие красивые завитушки. Задачки специально исковерканным языком написаны, под «славенский» автор подделывался. Но это с точки зрения двадцать первого века, а с точки зрения самого начала восемнадцатого века и для России особенно — настоящий хороший учебник по арифметике.
В 1715 году в Петербурге была открыта Морская академия, куда волей Петра перенесли обучение военным наукам, а в московской «Навигатской школе», как её к тому времени стали называть, стали учить только арифметике, геометрии и тригонометрии. С того времени Магницкий стал старшим учителем школы и руководил её учебной частью.
Кто там строил Сухареву башню Брехт не помнил, но кажется архитектор был русский. За образец он взял башни Кремля и сумел втиснуть туда несколько этажей с классами для учащихся. Башню построили на пересечении Сретенки и будущего Бульварного кольца, не сильно далеко от дома, где сейчас проживал Остерман и на обратном пути Иван Яковлевич хотел к нему заехать.
Лестница, чтобы подняться на второй этаж была колоссальной. Не лестница, а целое здание. Брехт аж запыхался пока всю её преодолел. Нет, нужно активизировать занятия спортом — это не дело, в десятый или сто десятый раз дал себе команду Иван Яковлевич.
Магницкий нашёлся на третьем этаже. Брехт думал, что, как и в любой школе, детишки будут носиться по коридорам. Смех, крики, строгие учителя, грозящие пальчиком хулиганам, и был поражен тишиной и видом детишек. Детишки некоторые уже с усами и бородками были. И их, прямо, как сельдей в бочке, было в классах. Иван Салтыков бросился в один из классов и вскоре вывел оттуда невысокого пожилого человека одетого в странный по этим временам костюм, что-то типа сюртука английского, что войдёт в моду лет через семьдесят.
— Приехал, Леонтий Филиппович, к вам с визитом вежливости и разговором важным. Уделите часик вашего драгоценного времени? — изобразил лёгкий поклон Бирон. Как равному.
— Если важным, то почему и не поговорить, пройдёмте в кабинет мой.
Да! Есть две взаимоисключающие поговорки. «У кого бардак на столе, у того бардак и в голове». Это первая. Вторая — «У кого пусто на столе, у того пусто и в голове». Чего уж там в голове Магницкого было больше бардака или мыслей, но стол, стулья, лавки вдоль стен и шкафы изнутри и снаружи были завалены бумагами, картами, чертежами, книгами и глобусами с секстантами всякими. Казалось, что если попытаться взять какую-нибудь мумажку или компас, вон тот бронзовый, то всё это шаткое равновесие сразу нарушится и человек просто будет похоронен под этим собранием ценностей.
— Однако⁈ — Брехт нерешительно замер на пороге.
— Вот на угол той скамьи присаживайтесь, — сам Леонтий свет Филиппович плюхнулся на архиерейский такой трон, стоящий напротив полураскрытого окна. Это хорошо ветра сегодня нет и листки по кабинету не летают.
— Проблема с помещениями? — обвёл руками Иван Яковлевич собрание древностей.
Он убрал глобус небольшой и непонятный (Точно не Земля) с края скамьи и присел на уголок.
— Большую часть Сухаревой башни занимает Адмиралтейская контора, заготовляющая в Москве продукты и материалы для Балтийского флота. И вообще бедствуем. Протечка в крыше, плесень, обвалы. В рапирном зале нужно бы разобрать крышу и своды и сделать накатные деревянные потолки хотя бы на первое время, пока лето будет.
— А проведите-ка мне экскурсию по всей башне, Леонтий Филиппович.
Событие тридцать восьмое
Не всяк умен кто с головою.
С осину вырос, а ума не вынес.
Есть ум, да вон не лезет.
— Руководителем школы стал ещё в самом начале, при создании, учёный Яков Брюс. — Магницкий жестом направил Брехта с Иваном Салтыковым в сторону лестницы, видимой в конце коридора. — Ректор наш на одном из последних этажей башни основал первую в России астрономическую обсерваторию, разместив там телескопы длинною в десять сажен. Там же, — Магницкий понизил голос до шёпота, — собиралось тайное «Нептуново общество», возглавлявшееся Францем Лефортом. А в основании башни была спрятана «чёрная книга» Брюса, способная дать неограниченную власть.
— Вона, чё⁈ Веди нас Сусанин в подвал. Сейчас станем властелинами мира. Чур я беру себе Евразию. Ты Леонтий Филиппович будешь властелином обоих Америк и Африки…
— А я? — по морде рыжей Ивана Лексеича Салтыкова не понятно, он всерьёз поверил или Брехту подыгрывает.
— А ты? А тебе Ваня останется только Австралия с Антарктидой.
— А где эти земли? — вскинулся учитель. Это залет. Следить нужно за языком. Хотя. Почему нет?
— Леонтий Филиппович, а что вы знаете об южных землях? — они продолжали подниматься по скрипучей и стонучей деревянной лестнице. Везде и правда чёрная, да и белая тоже плесень. А ведь зданию всего тридцать лет. Как можно за столько короткий срок довести шедевр до такого состояния? Вон, Грановитой палате века.
— Есть мнение, что для того, чтобы уравновесить планету, в южном полушарии должен быть большой материк. Но, кажется, там только острова. Никто Австралии не нашёл пока.
А ведь точно, сейчас слово Австралия — это не конкретный материк, а терра инкогнита.
— Португальцы открыли. Правда… не поняли.
— А вы поняли? — Магницкий остановился на ступеньке и глаза в глаза серьёзно посмотрел на Брехта. Так-то почти на голову ниже.
— А я понял. Слежу, знаете, за географическими открытиями. Тут недавно Беринг вернулся из своего исследовательского похода. Представляете, господин учитель, его ещё Петр Алексеевич отправлял, а пока он страну нашу два раза из конца в конец пересекал пешком и там моря исследовал, пять лет прошло и трое правителей на троне поменялось. Велика и необъятна наша Родина. И не исследована ещё толком. На днях встречусь с Берингом. Может, отправить его Австралию открыть? Как думаете, Леонтий Филиппович?
— Эх, мне бы годков двадцать сбросить с плеч, и я бы с ним Австралию открывать в южные земли попросился.
— Нет. Дудки. В смысле, есть у меня к вам, господин Магницкий совсем другое поручение. Но давайте закончим экскурсию, есть кроме «чёрной книги» ещё диковинки в вашей башне?
— Здесь находятся астрономические часы и большая библиотека, а в нижнем ярусе хранится голландский медный глобус семи футов в диаметре. Это подарок царю Алексею Михайловичу — деду нашей Императрицы от Генеральных штатов Голландии, перенесённый сюда Петром Алексеичем из колокольни Ивана Великого.
— Пошли и библиотеку посмотрим, и глобус. Интересно, что на нём на юге нарисовано и соединяются ли Америка с Азией.
— Твою мать! Какого чёрта⁈ Что с книгами? — Брехт сразу заметил, что бесценные фолианты в плесени. — Вы что творите, ссуки⁈
Магницкий сжался. Не привык, чтобы на него рычали.
— Башню отапливают голландские печи, однако они не справляются с холодом, поэтому в 1706 году ученики даже обратились к царю с прошением
