В течение последовавшей ночи два русских астронома успешно определили высоту нескольких звезд, что дало им возможность установить широту места стоянки лагеря.
День двадцать девятого июня прошел без происшествий. Наступления ночи все ждали с некоторым нетерпением, спеша зафиксировать вершину пятнадцатого треугольника. Наступила ночь — безлунная, беззвездная, но сухая, не принесшая никакого тумана и, следовательно, очень благоприятная для обнаружения далекого визира. Все нужные приготовления были сделаны заранее, и зрительная труба угломера, направленная еще днем на вершину горы, могла быстро завизировать электрический фонарь в случае, если большая удаленность сделала бы его невидимым для невооруженного взгляда.
В продолжение всей ночи с двадцать девятого на тридцатое число Матвей Струкс, Николай Паландер и сэр Джон Муррэй сменяли друг друга у окуляра инструмента, но... вершина горы оставалась темной и никакого света не вспыхнуло на ее крайней точке.
Все пришли к заключению, что при подъеме на гору встретились серьезные трудности и что полковник Эверест не достиг ее вершины до наступления вечера. Итак, астрономы отложили свои наблюдения до следующей ночи, не сомневаясь в том, что никто не будет устанавливать светящийся аппарат среди бела дня.
Но каково же было их удивление, когда тридцатого июня около двух часов пополудни полковник Эверест и его спутники вдруг появились в лагере.
Сэр Джон устремился навстречу, обогнав своих коллег.
— Это вы, полковник? — вскричал он.
— Он самый, сэр Джон.
— Значит, гора оказалась недоступной?
— Напротив, весьма доступной, — ответил полковник Эверест, — но очень хорошо охраняемой, доложу я вам. А потому мы возвратились за подкреплением.
— Охраняемой кем? Туземцами?
— Да, туземцами с четырьмя лапами и черной гривой, сожравшими одну из наших лошадей!
В нескольких словах полковник рассказал коллегам о походе, который проходил успешно до самой подошвы горы. Гора эта, как выяснилось после осмотра, оказалась доступной лишь с юго-западного пригорка. Только в единственном проходе, которые вел к этому пригорку, устроила свой «крааль», по выражению «форелопера», целая стая львов. Тщетно полковник Эверест пытался выжить оттуда опасных хищников; будучи недостаточно вооруженным, ему пришлось отступить, потеряв при этом одну лошадь, которой царь зверей ударом лапы перебил хребет.
Такой рассказ не мог не воодушевить сэра Джона Муррэя и бушмена. Эта «львиная гора» являлась пунктом, который следовало захватить, кстати сказать — пунктом, абсолютно необходимым для продолжения геодезических работ. Случай помериться силами с самыми грозными представителями породы кошачьих был слишком заманчив, чтобы не воспользоваться им, и туда немедленно снарядили экспедицию.
Все ученые-европейцы, не исключая миролюбивого Паландера, захотели принять в ней участие; однако было необходимо кому-то остаться в лагере, чтобы измерить углы, прилегающие к основанию нового треугольника. Полковник Эверест, понимая, что его присутствие необходимо для контроля за этой операцией, решил остаться здесь в обществе двух русских астрономов. С другой стороны, сэра Джона Муррэя удержать здесь не смогли бы никакие доводы. Отряд, предназначенный для взятия подступов к горе, таким образом, был составлен из сэра Джона, Вильяма Эмери и Михаила Цорна, затем из бушмена, который никому и ни за что не уступил бы своего места, и, наконец, из трех туземцев, которых Мокум знал как смелых и хладнокровных охотников.
Пожав руки своим коллегам, трое европейцев покинули лагерную стоянку около четырех часов пополудни и скрылись в чаще, которая виднелась в направлении горы. Они нетерпеливо погоняли своих лошадей и к девяти часам вечера преодолели расстояние в тридцать миль. Не доезжая до горы двух миль, они спешились и расположились на ночлег. Никакого костра не разводили, чтобы не провоцировать зверей на ночное нападение, поскольку Мокум желал сразиться с ними днем.
В течение всей ночи почти непрестанно раздавался львиный рык. Ведь эти страшные хищники лишь с наступлением темноты покидают свое логово, отправляясь на поиски пищи. Ни один из охотников не спал ни часа, и бушмен воспользовался этим ночным бдением, чтобы дать им несколько советов, основанных на опыте, а потому очень ценных.
— Господа, — сказал он им со свойственным ему спокойствием, — если полковник Эверест не ошибся, завтра мы будем иметь дело со стаей черногривых львов. А эти животные принадлежат к самой кровожадной и опасной породе. Нам надо позаботиться о том, чтобы правильно себя вести. Я посоветую вам остерегаться первого прыжка этих животных, которые могут одним махом преодолеть расстояние в шестнадцать — двадцать шагов. Если первый прыжок льва неудачен, он редко когда повторяет его. Говорю это вам по собственному опыту. Поскольку на рассвете они возвращаются в свое логово, мы нападём на них именно там. Но они будут защищаться, и защищаться крепко. Утром, доложу я вам, львы сыты и бывают не так свирепы и, быть может, не так смелы; все зависит от насыщенности желудка. А еще зависит от их местонахождения, так как они более трусливы там, где их постоянно беспокоит человек. Но здесь, в этом диком краю, они проявят крайнюю свирепость. Советую вам также, господа, хорошо прикинуть расстояние между вами и зверем, прежде чем стрелять. Дайте зверю подойти, стреляйте только наверняка и цельтесь в место у предплечья. Хочу добавить, что лошадей мы оставим здесь. При виде льва эти животные пугаются и не дают всаднику точно выстрелить. Сражаться мы будем пешими, и я рассчитываю, что самообладание вас не покинет.
Спутники бушмена в полном молчании выслушали рекомендации охотника. Мокум был в их глазах человеком, привычным к охоте. Он знал, что дело предстоит серьезное, что лев обычно не бросается на человека, который не трогает его, но ярость его не знает границ, когда он чувствует, что на него нападают. Тогда зверь, которого природа наградила гибкостью, чтобы сделать прыжок, силой, чтобы нанести удар, и злобой, которая превращает его в чудовище, этот зверь становится опасен. А потому бушмен рекомендовал европейцам сохранять хладнокровие, особенно сэру Джону, который иногда идет на поводу у своей отваги.
— Стреляйте в льва, — говорил он ему, — так, как будто вы стреляете в куропатку, без всякого волнения. В этом все дело!
В этом все дело, действительно. Но кто может поручиться, что сохранит самообладание при виде льва, не будучи привычен к такого рода предприятиям.
В четыре часа утра, надежно привязав лошадей в чаще леса, охотники покинули место своего привала. Еще не рассвело. Кое-какие красноватые блики едва проступили в облачной пелене на востоке. Было еще совсем темно. Бушмен посоветовал своим спутникам осмотреть ружья. Сэру Джону Муррэю и ему самому, вооруженным карабинами, достаточно было вложить в патронник медную гильзу с зарядом и проверить, хорошо ли работает курок. Михаил Цорн и Вильям Эмери, имевшие при себе нарезные винтовки, вставили новые пистоны, поскольку прежние могли отсыреть от ночной влаги. Что касалось трех туземцев, то они были оснащены луками из алоэ, которыми манипулировали с большой ловкостью. Не один лев пал уже от их метких стрел.
