чаше.
– Особенно благодарю за Рейчел, – произнес Джонни, решившись взглянуть на Норрейса.
– Она моя кровь, равно как и ты, – отмахнулся генерал с видом человека, который не просит никакой благодарности взамен за сущий пустяк. – Вы оба заслуживаете шанса. Конечно, мне горестно было узнать, в какой грязи прозябают мои отпрыски и до какого порока ты дошел. Но ведь как Господь все хитро устроил – именно твой-то порок и подал знак. Что это, если не провидение? Выпьем же за новую жизнь для вас!
Джонни устало улыбнулся, поднял бокал и сделал несколько глотков, пару раз прокатив напиток по небу, чтобы распробовать вкус.
– А это… – генерал почесал пальцем край губ и пару раз кашлянул, прочистив горло. – А что с личиком нашей милой девочки?
– Такой родилась, – ответил Джонни. – Матушка рассказывала, как боялась, что не получится вскормить, но все обошлось.
– Бедняжка, – вздохнул генерал. – Ну-ну, ничего! Отыщем ей муженька, для которого лицо – не главное. Таких навалом! Девчушка она, я погляжу, ладная и трудяга, а что еще надо? Не пропадет, в общем, не пропадет.
Джонни пару раз кивнул. Сам того не замечая, он прислонил руку к губам и сразу отдернул, и сжал кулак сильнее, стараясь пересилить свою дурную привычку кусать себя до крови.
– Вы верите, что я дорожу тем шансом, что вы мне дали, мастер Норрейс? – твердым голос спросил Джонни, взяв себя в руки.
– Конечно, мой мальчик, – кивнул генерал. – И я не смею отвергать блудного сына. Да, ты стал картежником, вором и пьяницей. Да и твое умение стрелка говорит мне, вряд ли ты только по картам метишь. Я не священник, и исповедоваться мне не надо. Жизнь поступила жестоко с тобой, с твоей матерью и сестрой. Вы оказались на дне, и пришлось жить, как вшивые чумные крысы, копаться в грязи, трупах и мусоре. Ваша ли это вина? Нет, конечно. Но путь наверх всегда тернист и сложен. Скажи-ка мне, ты когда-нибудь ходил под парусом?
Джонни поджал губы и нервно усмехнулся, проведя рукой по лицу, убирая черные пряди назад.
– В другой бы раз соврал, что я моряк бывалый, – молвил он. – Но не сейчас. Нет, я не матрос.
– Ну-ну, все впереди! – подбадривающим голосом воскликнул Норрейс, хлопая ручищей по столу. – Ну вот скажи, неужели ты ни разу не мечтал о море, неужели никогда не слышал его зов, этот нетерпеливый прибой, вольный свист ветра!
– Бывало, – тепло улыбнулся Джонни. – Бывало, к нам захаживали моряки, и немало их шанти мы разучили с Рейчел.
– Ох, это славно! – похвалил генерал. – Я тоже даже на суше не могу, и нет-нет да прошу кого-то спеть шанти про очередного пьяницу, которого побрить бы ржавой бритвой. Да все не то, если нам не подпевают волны. Вот бываю в портах, посмотрю на юнг с сияющими глазами – мальчишки совсем, поди, сбежали из отцовского дома, безо всякого ведома и дозволения. А как не бежать, если слышишь зов этого старика с бородой из седой пены, зов Океана? Вот и думаю – и мой сын когда-нибудь будет так же влюблен в океан! Эх, Джонни, Джонни, сорванец, ох и завидую же я тебе! Хоть доля твоя во многом и впрямь незавидная, а старик Норрейс так много отдал, чтобы впервые выйти в море!
Джонни слушал с замиранием сердца. Судьба его рисовалась все более и более отрадной и радостной. Сердце трепетало самой ранней пташкой, чей нежный голосок возвещает весь мир о том, что там, за горизонтом, восходит солнце, что тьма отступает. Но как только Джонни преисполнился уверенности, что ничто не способно омрачить его восторга, ощутил на себе угрюмый грозный взгляд.
– И этот мастер Дрейк будет моим капитаном? – осторожно спросил Джонни, поджимая губы.
Генерал смолк и на несколько мгновений позволил растерянности одержать вверх. У старика был вид мошенника, которого уличили во лжи, но не предъявили никаких доказательств. Норрейс подождал, чтобы Джонни сделал свой ход, но того не последовало – бастард выжидающе и вопросительно смотрел на отца. Это позволило генералу вовремя собраться, вновь принять желаемый облик и продолжить с расслабленной улыбкой на лице.
– Этот мастер Дрейк? Ну ты даешь! – засмеялся Норрейс. – И вправду ты наглый малый! Еще не умылся от дорожной грязи…
Генерал беззлобно рассмеялся, но для проку все же пригрозил пальцем.
– Поосторожнее, ты еще не заслужил права поносить старших и по годам, и по званию. Поменьше вообще гляди в его сторону и будь послушен ровно настолько, сколько от тебя требует служба. Поверь, в море будут вещи пострашнее, чем наш добряк Фанни, – поспешил заверить Норрейс. – Он только с виду такой грозный и якобы невзлюбил тебя. Уверен, море вас помирит.
– Или разладит еще больше, – произнес юноша, поднимая чашу как тост.
Генерал усмехнулся.
– Последнее, что тебе нужно, – это ссоры с капитаном. Уж умудрись, поладь с ним, выпейте – вы оба это дело любите! Вон ты как, махом, и не поморщился же!
Джонни виновато опустил глаза, глядя на медное дно чаши.
– Бывал в Италии? Что там за вино! – мечтательно протянул Норрейс. – В нем зреет само солнце! А уж какие там женщины, эти черные глаза лани… Не то что испанки: ведьмы, кровопийцы! Пленительные, коварные, поди уже припрятали под юбками узкое ядовитое жало кинжала; как упоительны и губительны их поцелуи! Поди, самая желанная смерть – под страстный крик ее отчаянного ликования, когда она в неистовой ярости вонзает оружие. Любовь многих женщин легко пережить, но не ненависть… Если она позволяет твоему сердцу биться – стало быть, не так уж и силен этот пламень в ее душе! В общем, не зевай и будь начеку с ними! Впрочем, впрочем, что я, в самом деле? Скоро сам все увидишь!
– А что с Рейчел? – спросил Джонни, оставаясь равнодушным к рассказам о прекрасной далекой стране, о ее винах, женщинах и кинжалах.
– Рейчел? – спросил Норрейс, покачивая чашу так, чтобы благородный янтарь окатывал каждую стенку по часовой стрелке. – А что с ней? Ты и впрямь наглый малый, и пока что мне все еще это нравится. Разве я не выполнил своего обещания? Разве ее сейчас не намывают мои слуги? И ты увидишь, что твоя сестра спустится в свежем накрахмаленном платье. И я не премину вспомнить, как долго я искал вас и как долго это горе снедало печалью мое сердце. Твоя красавица Рейчел, как мы и условились, будет всегда верить, что я не знал ни дня покоя, пока не нашел вас. Но мы условились и о том,