— Вы задали его дерзким, провокационным тоном, — невозмутимо ответил де Берни.
— Я привык называть людей и вещи своими именами. Своими именами, черт возьми!
Взглянув на него, де Берни произнес:
— Хорошо-хорошо! Скажите спасибо, что я не ответил вам тем же.
С этими словами он попрощался с мисс Присциллой, надел шляпу с пером и направился к лагерю буканьеров.
Пока майор собирался с мыслями, де Берни отошел уже метров на двадцать. Он еще успел бы его догнать, но мисс Присцилла твердым голосом попросила его остаться. И он безвольно повиновался.
— Честное слово! — через какое-то мгновение воскликнул он. — Это просто невыносимо! Я больше не собираюсь терпеть его дерзости!
— Вы сами виноваты, — холодно заметила мисс Присцилла. — Почему бы вам не быть с ним полюбезней? Или вы считаете, что своим отношением к нам он этого не заслуживает?
Насмешливый тон девушки разозлил майора.
— И вы еще защищаете этого наглеца! Это уж слишком! Но от кого? От меня?! Скажите же на милость, мисс, кто он вам, этот растреклятый разбойник, хвастун?
Но мисс Присцилла по-прежнему держалась холодно. Казалось, она решила следовать примеру де Берни.
— Дело вовсе не в этом. А в том, что ожидает вас, оскорби вы его всерьез. Сколько раз он давал вам понять очевидное: да будь он тот, за кого вы его принимаете, он бы уже давно избавился от вас как от надоевшей обузы…
— Черт меня возьми! — вскричал майор, но тут же осекся, осознав, что не стоит в присутствии дамы употреблять выражения, недостойные истинного джентльмена.
Поведение девушки привело его в отчаяние. Вопрос, что он задал де Берни, касался ее больше, чем других. То был вопрос жизни или смерти, а этой несмышленой девочке приспичило рассуждать про какую-то благопристойность! В самом деле, какое жеманство!
Откровенно говоря, майор был не прав, думая так о мисс Присцилле. Она прекрасно понимала важность вопроса, который задал ее опекун, — единственно, ей не понравился тон, каким он его задал. Но и странный ответ француза поразил ее в не меньшей степени… Была ли его раздражительность простой реакцией на грубость майора? Или тому есть другие, более глубокие причины? И тревога, о которой она уже почти забыла, вновь закралась в ее душу.
Ночью де Берни, спавший по обыкновению у входа в хижину мисс Присциллы, ощутил плечом чье-то мягкое прикосновение. Несмотря на его легкость, он тут же встрепенулся — в доказательство того, что даже во сне он продолжал бодрствовать. От резкого движения плащ на нем распахнулся, и под ним, в лунном свете, сверкнул обнаженный клинок: де Берни не расставался со шпагой, даже когда спал. Увидев перед собой мисс Присциллу — она стояла, поднеся палец к губам, — он принялся озираться по сторонам, пытаясь понять, что могло нарушить ее покой. Но кругом было тихо. Безмолвие ночи нарушали лишь тихий шорох прибоя и мирное посапывание майора.
— Что-нибудь случилось? — шепотом спросил он, собравшись вскочить на ноги.
Ее едва слышное «тише!» успокоило его — прежнего напряжения как не бывало.
— Господин де Берни, мне нужно с вами поговорить.
— К вашим услугам, — произнес он.
Француз сел на песок спиной к хижине. Девушка присела рядом. Прошло несколько мгновений перед тем, как она заговорила.
— Сегодня Барт задал вам один вопрос… Но вы ничего не ответили… Конечно, он был не прав, позволив себе выражения, которые, вполне естественно, вас больно задели.
— О, нисколько! — так же тихо и мягко ответил француз. — Если человек глуп, он причиняет боль прежде всего самому себе, а не другим.
Тут девушка принялась извиняться за поведение майора: сама жизнь-де сделала его таким грубым, а также страх за ее участь…
— Не стоит продолжать, мисс, — сказал он после недолгого молчания. — Какие пустяки! По правде сказать, он нисколько меня не оскорбил… «Терпение — царица добродетели» — таков девиз нашего рода. И я следую ему всю жизнь. Я необидчив по натуре, уверяю вас.
— Вам нет надобности уверять меня, — промолвила она. — Я это уже заметила.
Эта беседа показалась девушке несколько странной. И немудрено! Что заставило ее быть откровенной с этим человеком, отъявленным пиратом, объявленным вне закона? Еще давеча он строил планы, как напасть на испанский караван, а нынче самым серьезным тоном рассуждает о таких понятиях, как фамильная гордость!
Однако мисс Присцилла быстро прогнала беспокоившие ее сомнения.
— Но вы так и не ответили на вопрос Барта, — снова заговорила она. — Если вы не забыли, он спросил, что вы и эти люди намерены делать после того, как все закончится? Уж мне-то вы можете сказать?
После долгого раздумья де Берни наконец произнес:
— Я жду, как повернутся события.
— И тем не менее должен же быть у вас какой-то план, какие-то мысли? — настаивала девушка и после короткой паузы, поскольку француз так ничего и не ответил, мягко прибавила: — До сих пор я верила вам всей душой. Только благодаря этому доверию я спокойно сносила все, что с нами стряслось.
— А теперь вы мне не верите?
— О, не говорите так! Если б я перестала верить вам, я бы этого не вынесла. Но вы должны понять меня и без слов.
— Вы проявили редкое мужество, — сказал де Берни голосом, исполненным восхищения и уважения. — Вы даже не представляете, какую помощь вы оказали мне своей стойкостью. Будьте мужественны и впредь. Помогая мне, смею сказать, вы помогаете и себе.
— Но почему вы не хотите объяснить мне свои намерения? Если б я их знала, это придало мне мужества еще больше.
— Я уже сказал, что жду, как повернутся события… Но знайте — я говорю это от всего сердца, — вам нечего опасаться. Уверен, пока меня не убьют, вашей жизни и чести ничто не угрожает.
— Пока не убьют!
Услышав, как участилось дыхание девушки и задрожал ее голос, он поспешил ее успокоить:
— Мне не следовало вам этого говорить, чтобы лишний раз не тревожить. Нет, меня не убьют, — проговорил он твердо. — Уж будьте уверены.
— Чтобы лишний раз не тревожить!.. — повторила она, и из груди у нее вырвался сдавленный крик: — Отчего вы мне не доверяете!
— Не доверяю — вам? — возразил он.
Де Берни не понял смысла ее слов, а мисс Присцилла не стала ничего растолковывать. Вслед за тем она задала вопрос, касавшийся уже непосредственно его участи:
— А вы верите этим людям? Они сдержат свое слово после того, как захватят караван?
Француз мягко улыбнулся:
— Нет, конечно, не сдержат… Когда-то буканьеры жили по законам чести. Теперь же… Лич — чудовище! Понятие чести для него — ничто, как, впрочем, жалости или добродетели. Ничто! Они и не собирались сдержать его.
