– Я буду узнавать… все, что смогу, – сказала Екатерина на своем ломаном английском. – Я рада знакомиться английские люди и Уэльс.
– Я восхищена тем, как вы быстро учитесь, дочь моя, – сказала я и подняла в честь нее кубок рейнского вина, и король поддержал меня. – Люди любят вас и полюбят еще больше, когда вы выучите их язык и их обычаи.
Артур повторил ей на латыни мои слова. Она улыбнулась и кивнула. Артур явно обожал ее, хотя я слышала от своих придворных дам, которым это сообщили дамы из испанской свиты Екатерины, что счастливая чета еще не совершила брачных отношений. Но впереди их ждал дворец в Уэльсе и долгие зимние ночи – а меня ждала тоска по ним обоим.
Прощальные поцелуи, и вот уже Артур и Екатерина отбывают, рука об руку, впереди их ждет Бейнард-Касл, где они должны будут жить после свадьбы. Они отправятся туда за четыре дня до Рождества. Мне очень не нравилось, как выбрано время их отъезда, но я не сумела переспорить короля. А двор отправлялся в Виндзор на время праздников.
– Я сказал бы, у них все замечательно, – заметил супруг мой король, когда стражники закрыли дверь за ними, оставив нас одних. – Говорят, они еще не скрепили свой союз, но я поговорил об этом с Артуром и готов поручиться, что весной или летом мы услышим радостную весть из Уэльса. – Элизабет, – сказал он, поворачивая меня к себе и обнимая меня за талию. – Я решил, что рассмотрю внимательнее то дело, о котором мы говорили недавно ночью.
– О государь, я так благодар…
– Но при условии, что вы не будете постоянно спрашивать, как идут дела или говорить, что я должен делать, чтобы найти ответы, – или кого расспрашивать. Я расскажу вам о том важном, что я узнаю, – когда узнаю.
– Да, я поняла. И благодарю вас, к каким бы методам вы ни прибегали.
– Мы все прибегаем к своим собственным методам время от времени, разве не так, дорогая?
– Разумеется, прибегаем и должны прибегать, – отозвалась я, готовая во всем согласиться с ним за то благодеяние, которое он оказал мне. Как я поняла, он имел в виду мою просьбу об этой великой милости, высказанную, когда мы вместе лежали в постели, но я молилась, чтобы он ничего не узнал о моих собственных планах и необходимых для этого интригах.
Миссис Верайна Весткотт
Оставив лежать тело Фиренце, я подползла ближе к двери в часовню. Следует ли мне ворваться туда с криком «Убийство! Убийство!»? Или подождать, пока члены гильдии разойдутся, и послать одного из них – Кристофера, если он там, – за шерифом или коронером? Боже, а если они решат, что это я убила художника? А может быть, он вышел сюда по нужде или рассмотреть что-нибудь, упал и ударился головой? Нет, в душе я была уверена, что это человек в черном убил его и собирался убить меня, и знала, что как бы строго меня ни допрашивали, я не смогу рассказать всего, что знаю, о том, кто покушался на наши жизни.
Прячась за дверью, из‑за которой доносились звуки службы, я лихорадочно обдумывала ужасные возможности. Действительно ли этот высокий человек убийца? Если да, его никак не могла послать королева. Разве она не была заинтересована в том, чтобы оба мы были живы, на случай если ей вдруг понадобится починить ее драгоценные статуи? Мой портрет, который написал Фиренце, и статуи, о которых я никогда не могу сказать ни слова, – вот две вещи, которые объединяли художника и меня.
Но, если даже за мной не следили, как, по словам Фиренце, следили за ним, единственным, кто знал, где находились мы с синьором Фиренце, причем совсем одни, был Кристофер. Но человек, преследовавший меня в крипте, с одинаковым успехом мог быть и Кристофером, и Ником Саттоном.
Мои разбегающиеся мысли наконец собрались настолько, что я стала разбирать смысл службы, происходившей по ту сторону двери. Несомненно, шесть моих черных свечей горели перед триптихом с ангелами и проливали свет на дев с лампами, которых Фиренце уже никогда не закончит. Я стерла слезы со щек, понимая, что грязные пальцы оставят пятна на щеках. Тряхнула головой, так что стукнули зубы, и стала ждать паузы, чтобы постучать в дверь.
Хотя голос ведущего и пение звучали по-латыни, сейчас тот же голос воскликнул:
– Я зажгу в сердце твоем свечу понимания, которую нельзя будет погасить!
Все символы света в часовне теперь обрели смысл. Многие из членов гильдии Святого имени Иисуса были свечных дел мастерами и продавцами свечей. Разумеется, в их ритуалах должны использоваться свет и тьма, добро и зло. И разумеется, они не требовали жертв, кроме времени, денег и сохранения тайны.
– Вскоре у нас будет изображение десяти дев, которые оживут на наших стенах, – нараспев говорил голос.
Оживут, подумала я. Что имелось в виду? Может быть, они хотели представить живые картины наподобие тех, что показывали в честь принцессы Екатерины, или мистерии, которые гильдии разыгрывают каждое Рождество. Контуры дев никогда не оживут без маэстро Фиренце. Я уже подняла руку постучать в дверь, когда услышала слова:
– А сейчас мы послушаем нашего брата Кристофера, который пригласил нам этого художника.
Да, следующий голос принадлежал ему.
– Давайте осознаем, что пять неразумных дев ближе к жизни, чем пять мудрых. Женщины, замужние или нет, были слабы и глупы с того дня, когда Ева склонила Адама к греху, поверив Сатане. И так стало с тех пор, что женщины, хотя и сотворены из Адамова ребра, имеют склонность к греху и соблазну и отчаянно нуждаются в том, чтобы ими руководили и их направляли и Господь, и муж.
Я опустила руку и выпрямилась. Конечно, он говорил о доктрине Святой Церкви, но его слова задели меня. Я справлялась с делами в лавке совсем одна несколько месяцев после смерти Уилла и до приезда Джила. Это я наняла Джила, это я принимаю все важные решения. Я воспитываю сына без мужа, хотя Джил и Мод, конечно, помогают мне. Я умею делать резьбу на свечах и могу создавать красивые статуи. Но, конечно, я глупая – полюбить Ника, человека выше себя по положению. Безусловно, глупая – собираться выйти замуж за Кристофера Гейджа, доверять ему, как бы отчаянно я ни нуждалась в его поддержке сейчас, в этом расследовании убийства. Больше у меня не было сил слушать, сил ждать. Я нуждалась в немедленной помощи.
Сознавая, что выгляжу как пугало, но решив, если будет нужно, противостоять этим людям, я постучала в приоткрытую дверь и крикнула:
– Меня зовут Верайна Весткотт. Какой-то человек преследовал меня в крипте, после того как я принесла вам свечи. Мне удалось спрятаться от него, но художник Фиренце лежит мертвый здесь за дверью.
