тобой, друг Карпо. Иначе тоска может заесть.
— Откуда у тебя такие мысли, Демид? Ядрёно молвишь.
— Эх! Встречал я как-то одного попа расстригу. Из москалей. Курянин. Многое он мне поведал про свою братию. Жуть! Вроде бы и в Бога они не верят, если их дела проследить. Хуже любого пана. И народишко свой, что на них трудится, мордуют ещё хлеще! Кровопивцы, одно слово!
— Не все же они такие, Демид! Есть и праведники…
— А как же, Карпо. Без этого никак нельзя. В любом деле находятся честные людишки. Но их не так много. Их мало замечают. Может быть, таких даже намного больше, но не они творят жизнь, Карпо.
— А что, люди ничего об этом не ведают?
— Почему? Ведают, да с амвонов совсем другое бают нам. И это сильно в наши души въелось. Трудно вырубить.
— Ты что, Демид? — в голосе Карпо слышались страх, граничащий с ужасом. — Может, ты в Бога не веришь?
— Как же, верю, Карпо. А в людей верить не больно охота. И в Библии об этом много говорено, говорил мне тот поп-расстрига. Да толку мало. Слишком сильно нас подмял Сатана под себя.
— Ну и страсти ты молвишь, Демид! Жуть берёт! Не охота и слушать.
— А мне ничего, Карпо! Я готов слушать умного человека. Одначе слушай, а свой умишко раскидывай. Оголтело ничего просто так в голову и душу не бери. Можно свихнуться не в ту сторону.
— Поди определи эту сторону? Не каждый сможет.
— Не просто, не каждый, а очень редко кто так сможет. Сколько бунтов восстаний бывало по белому свету. И чем они кончались? Или их топили в крови сильные мира, или сами главари превращались в кровопийцев народа.
— А Косинский? Чего он добивался, Демид?
— Вестимо чего! С Ракитным у него заминка случилась. Вот и надумал руками нас, дурней, поправить дела свои. Возвыситься до великих вельмож, думаешь, он не такой, как остальные паны? Просто кишка была тонка, хотел потолщить её с нашей помощью. Да не вышло у него.
— Ты, вроде, рад этому, Демид.
— Не то что рад, одначе не переживаю.
— Чего ж пристал к нему? Вроде жилось тебе в Сечи вольготно.
— Дюже панов схотелось пощекотать, душу потешить хоть немного. Уж больно они обнаглели, Карпо! Противно было.
— Гм. Чудной ты, одначе, Демид. И чего ты теперь задумал?
— Душа ещё горит, Карпо. Не успокоилась. Тянет меня ещё немного погулять по панским маеткам[2], пощипать их усы. Прямо что-то свербит внутрях.
— А Сечь? Мы ж туда прём?
— Сговорю немного казачков, и погуляем малость. Толку никакого, одначе душу успокою.
— Душегубы мы, Демид! Смертный грех на душах наших! Боязно!
— Паны ничего не боятся, Карпо! Вот и нам след их дорожкой двигаться. В Библии упоминается про то. Сказано: зуб за зуб, да око за око! Так что…
Друзья притихли. Карпо никак не мог успокоиться, а Демид отвалился и блаженно закрыл глаза, ловя лицом пятна солнечного света, пробивающегося через листву дерев.
Это был плотный казак с давней щетиной на лице, с отвисшими усами. Небольшие глаза серого цвета смотрели пытливо, настороженно. Прямой нос и чёткие брови делали его довольно привлекательным на вид. Он был среднего роста, но силой, как видно, природа его не обделила.
Карпо был постарше. Он был темноволос, с открытым взглядом карих глаз, худой, жилистый, усы носил покороче, а длинные руки, казалось, ему мешали. Он часто не знал, куда их деть. Лет ему было под сорок, но семьи до сих пор не создал, был недоволен этим, а теперь и вовсе не знал, что делать и куда податься.
Под вечер они оседлали коней, напоили, собрались, а Демид сказал:
— Пока до Сечи дотелепаемся, посетим несколько маетков. До Роси ещё далеко, сторожиться требуется. Времени на это должно хватить, Карпо.
— Мне б несколько сот злотых, и я б обзавёлся бы семьёй, — мечтательно изрёк Карпо. — Думаешь, нам это удастся?
— Как получится, друг. Но, думаю, что вполне получится. На рожон переть не будем, жадность сдержим, тогда можно надеяться на успех.
— А ты не собираешься осесть на собственной земле, Демид?
— Что-то не тянет, Карпо. Кругом паны — загонят в долговую яму — тогда не выбраться, а трястись над каждой копейкой не по мне. Пождём немного.
Они неторопливо ехали по ночной дороге, высматривая огоньки хуторов и маетков.
После полуночи наехали на село, растянувшееся вдоль речки. Демид осадил коня, прислушался.
— Коль ребят не видать, разузнать бы, что за село, есть ли тут пан. — Демид до рези в глазах всматривался в темноту ночи. — Спустимся к речке. Коней напоим, прикинем немного, что делать.
— Село порядочное, Демид, — отозвался Карпо. — Вряд ли оно без пана или его войта. Да где его искать?
— Посмотрим, — неопределённо ответил Демид, слез с седла и повёл коня к реке.
Пока кони пили, казаки стянули сапоги, опустили взопревшие ноги в холодную воду и наслаждались приятным ощущением, расстелив для просушки благоухающие портянки.
— Поехали, Карпо, — молвил Демид и тяжело взобрался в седло. — Устал я что-то сегодня.
— Чего ты хотел, — оживился Карпо. — Последнее время было много дурных дней, а особливо ночей. На сеновал бы щас!
Демид не ответил, толкнул коня пятками и направился к чернеющим хозяйственным постройкам на околице.
— Хорониться не будем, Карпо, — молвил Демид. — Как вчерашней ночью поступим. Кони не заморены, легко укроемся до утра где-нибудь в буераке.
В ближайшей хате подняли мужика. Тот в страхе топтался у плетня.
— Войт, Панове? Это с четверть версты будет, — мужик махнул рукой в направлении речки. — Хата большая, с флигельком. Там остановился пан, его знакомец.
— Он один? — спросил Карпо, наклонившись с седла.
— Со слугой, пан казак.
— Едут в тарантасе или верхами?
— В тарантасе, паны, в тарантасе. Пара сытых коней, паны казаки!
— Бывай, хозяин, — поднял ладонь Демид и тронул коня каблуком.
Усадьбу войта нашли легко. Лай собак сопровождал их, пока они двигались по извилистой улице селища. Дощатые ворота загрохотали под ударами сабель. Собаки бросались к щелям, злобно грызя створки ворот.
Послышался недовольный голос:
— Кого это Бог или чёрт прислал в такую пору? Пошли вон, проклятые! — это на собак. — От кого посланцы?
— Открывай быстро, быдло неумытое! Я сотник Белопольский!
За воротами торопливо завозились. Ворота приоткрылись, Карпо сильно толкнул створку.
— У тебя остановился пан Скажинский, быдло? — Демид не ослабевал нажима.
— Н-нет, пан сотник! — залепетал войт. — Здесь только пан Пакула, господин сотник!
— Это он для тебя Пакула, а для нас Скажинский — враг Речи Посполитой! Где он? Немедленно!
— Прошу пана во
