флигель. Он там остановился, пан сотник! Прошу…
— Гарбуз, — это он на Карпо, — займись этим быдлом. Я к Скажинекому, — и Демид размашисто зашагал в указанном направлении в глубину двора.
Он не обращал внимания на боязливые глаза, выглядывающие из-за дверей и окон. Вскочил лихо на ступеньку флигелька, ударом ноги открыл дверь. В нос ударил спёртый запах перегара, немытой посуды и пота. В темноте ничего не было видно, но в углу что-то завозилось. Потом сонный голос пробормотал невнятно, но требовательно что-то, что не расслышал Демид.
Казак разглядел светлое пятно постели, шагнул туда, нащупал голову ляха, встряхнул его, бросив зло:
— А ну, пан Пакула, встать молча и выкладывай всё, что имеешь! — в доказательство серьёзности слов, приставил холодный клинок сабли к животу сразу проснувшегося и протрезвевшего пана Пакулы.
— Что, что… что такое…пан?..
— Злоты выкладывай, говорю, панский прихвостень! С тобой говорит сама твоя смерть! Быстро! — конец сабли ткнул пана в грудь, прорвав кожу.
— Сейчас, сейчас, пан…
— Сотник гетмана реестрового казачества пана Косинского!
— Да, да! Пана Косинского, понимаю! Сейчас, только лучину зажгу!
Демид помог с лучиной, пан Пакула трясущимися руками достал ящичек и, поглядывая на Демида, пошарил в нём.
— Вот, пан сотник! Больше нет ничего, — пан Пакула повернул ящичек открытой крышкой к свету лучины.
— Отлично, пан Пакула, — произнёс Демид, — Сколько здесь?
— Не помню, пан сотник! Но это всю, клянусь Маткой Бозкой, ясновельможный пан сотник! Вот ещё перстенёк возьмите, прошу, — и лях судорожными движениями стал с трудом выкручивать с пальца кольцо. — Вот! Только не губите, ясновельможный пан сотник! Детки у меня…
Почему-то эти слова о детях сильно разъярили Демида. Кровь хлынула в лицо, сердце в груди заколотилось. Рука сама поднялась и коротким ударом опустила саблю на шею ляха.
Визгливый вскрик, рука, прижатая к хлещущей кровью шее, а Демид шипяще, с присвистом, молвил:
— А о наших детках кто-нибудь из вас хоть раз вспомнил, паскуда?
Он не стал смотреть, как быстро бледнеющее лицо пана Пакулы посерело, силы покидали его от потери крови, и он грузно рухнул на пол, хватая ртом последние струи свежего ночного воздуха, струящиеся из открытой двери.
— Гарбуз! Ты готов? Поехали! — закричал глухо Демид, увидев, как Карпо осторожно спускается с низкого крыльца.
В доме голосили, собаки захлёбывались лаем. В соседних хатах чувствовалась затаённая возня, но ни одно окно не открылось, лишь собаки провожали одиноких всадников бешеным лаем.
— Чёрт! — выругался Карпо в усы. — Пришлось повозиться с этим лайдаком!
— Заткнись! — только и смог выговорить Демид.
Ему было не по себе, но жалости не чувствовал. Просто пустоту, муторность в груди, тяжёлые удары сердца.
На рассвете добрались до оврага, переходящего в узкий лог, заросший кустарником и молодыми деревьями.
— Здесь остановимся, — коротко бросил Демид.
Они спустились на дно лога, огляделись в светлеющих сумерках наступающего утра, молча расседлали коней, пустив их пастись.
— Здесь и воды нет, — заметил Карпо. — Коней напоить надо.
— Земля влажная. Вода близко, выроем яму, она и соберётся вскоре.
— Да ты что, Демид! Поищем другое место!
— Сиди здесь! Делай, что тебе говорят! Останемся на этом месте. Уже поздно искать другое место. Утро, развиднелось.
Карпо вздохнул, но спорить не решился. Молча прошёл дальше по логу к кустам, буйно росшим ниже, потопал ногой, хмыкнул.
Вытащил саблю, принялся неторопливо копать яму. Вода появилась быстро. Он ладонями выгребал мокрую жирную землю. В голове засела мысль: «Господи, земля-то какая ладная! А мы не можем так устроить жизнь, чтобы никто не голодал! Пресвятая Дева! Что с нами будет?»
Яма оказалась готовой, когда Демид подошёл, посмотрел, процедил в усы:
— Отдохни, Карпо. Пошли поедим. Тем временем вода здесь отстоится. Во флягах у нас воды хватит. Коней потом напоим.
Казаки молча жевали богатый харч, отобранный Карпо в деревне. Самогон обжигал горло, зато прояснял мозги.
— Пойду осмотрюсь, Карпо, — молвил Демид, поднялся и пошёл по склону.
Вернулся довольно скоро. Посмотрел на постели, устроенные другом в тени деревьев, скрытые среди кустов шиповника и тёрна.
— Деревень нигде не видать, Карпо. Можно спокойно отдохнуть до вечера.
Они проснулись далеко после полудня. Было жарко, в воздухе жужжали шмели и пчёлы, где-то в листве старательно щебетали птички, в траве кто-то настойчиво верещал, шуршал травинками.
Кони невдалеке побрякивали уздечками, неторопливо переступали ногами, мотали головами, отгоняя оводов и мух. Хвосты их хлестали по бокам. Всё вокруг дышало умиротворением, покоем, красотой мира.
— Ну и благодать здесь, друг Карпо! — зевнул Демид, ленясь подняться с влажноватого от травы ложа. — Так бы и остаться в этом логу и жить в окружении детишек.
— Что это ты, Демид, об этом заговорил? Не похоже на тебя, — отозвался безразлично Карпо.
— Да вот подумалось вдруг, — ответил Демид. — Одначе, Карпо, охота бросить в рот немного жратвы. Согласен?
— Всегда согласен, Демид. Щас сготовлю.
В сумерках тронулись опять в дорогу.
На третий день пути приблизились к Роси. Речка ещё не подошла к Днепру и здесь текла довольно узкой лентой среди холмов, покрытых лесом. Местами русло сужалось, сдавленное холмами. Течение убыстрялось, потом опять расширялось, вода текла спокойно, величаво, манила прохладой.
— Надо найти брод, — протянул Демид, оглядел реку с высокого берега. — Где-то западнее, выше по течению, стоят города. Хорошо, что тут пусто.
— Не верю я, Демид, в эту пустоту, — отозвался Карпо. — Места тут населённые и встретить ляхов ничего не стоит. А двигаться ночами уже осточертело! Скорей бы Сечи достичь.
— И то верно, — отозвался мирно Демид. — Однако лора искать брод. Вечереет. Прилечь охота побыстрее.
С полчаса искали брод, пока не решились переправляться. Кони на середине испугались, потеряв дно. Казаки их взбодрили, слезли с сёдел и поплыли рядом, держась за гривы.
Вылезли на берег продрогшие, мокрые и немного злые. Впереди была ночь, в село, видневшееся вдали, ниже по течению, зайти опасались. Придётся долго ждать, пока высохнет одежда у костра.
Только в темноте казакам удалось найти укромное место для ночлега. Небольшая роща среди холмов укрыла беглецов от чужого взора. Запылал небольшой костёр, запахло кулешом.
— Теперь пойдут места с редкими сёлами и хуторами, — проговорил Карпо значительно.
— Можно обойтись и без них. Достаточно имеем уже. А всего не нахапаешь. Пождём немного. Искать не будем.
— Так, Демид. Но коль само в руки ляжет, то я не намерен бросать.
— Понятное дело. Я с тобой. Панам это будет полезно. Ну, спим, друг.
-
[1] Криштоф Коси́нский — поляк по происхождению, полковник Войска Запорожского реестрового (1590 год), гетман казаков-низовиков (1591–1593 годы), предводитель названного его именем восстания в 1591–1593 годах.
[2] Маеток (укр.) —
