… Следствием исследования природы ужаса стал большой рукопись, академик Курц уничтожил за два часа до самоубийства. Произошло это 30 июля 1914…»
Мне сразу вспомнился расстрельный подвал ВЧК одного из черкасских городов. Когда наши повстанцы ворвались туда, перебив остальных чекистов, два последних из них, в облаке револьверного дыма, неистово всаживали пулю за пулей в гору трупов, не обращая внимание на ошарашенных повстанцев…
* * *
— Что, спудом, весь в науке?
Я с благодарностью за прерванные воспоминания посмотрел на широкое, Черноусый и, как всегда, улыбающееся лицо Кожуха.
— Ну не всем же гонять на оперативном пространстве твоей фермы.
— Как бы не так моей! — В глазах Кожуха вспыхнула горячая мечта по каким-то безграничным хозяйством. — Да так и слово — хверма! Плюнуть негде. У нас на Кубани на этой земле и два кабанчика не разминулись бы.
Некоторое время мы обсуждали жалкие перспективы развития местного земледелия. Наконец то однократно решили вспомнить о приглашении полковника.
— А что думать, пойдем, да и все разговоры! — Прекратил мои умствования Кожух. — Если он агент, то это…
— … Будет его последняя встреча в этом мире, — немного патетически завершил я.
Через несколько минут мы уже стояли перед дверью указанного адреса. Двери открыл полковник. Сдержанно пожав руки, он провел нас в гостиную. Там уже находились коренастый бородач, одетый в черный костюм и худощавый, подтянутый мужчина, в котором сразу можно было узнать галичанина, получивший незабываемый обучение в незабываемом императорскому войску. Первым с приятной улыбкой поднялся нам навстречу бородач и с силой пожал мне руку.
— Рад с вами познакомиться, уважаемый адьюнкте! Мне много рассказывал о вас господин профессор.
Я немного смутился, потому что не мог себе представить, что профессор мог с кем-то разговаривать на темы, которые не касались его научных интересов.
— К сожалению, не имею чести быть с вами знакомым.
— Позвольте представиться — отец Василий.
«Ну вот, не хватало субботний вечер провести в кружке любителей теологических бесед», — с грустью подумал я и с ужасом представил воинственную реакцию сотника на такую перспективу.
Между тем со мной уже здоровался галичанин.
— Поручик Петр Бойчук, имею честь!
Подпоручик неожиданно для меня улыбнулся, мгновенно предоставило его строгом лицу приятного дружеского выражения.
— Прошу садиться, господа! — Пригласил нас полковник, указывая на достаточно удобные кресла. Мы с удовольствием разместились, а Кожух потянулся за своим известным на все Подебрады самосадом. Это был настоящий кубанский самосад, который Кожух смог таинственными путями получить из своей станицы. Отец Василий покосился на то, как сотник неспешно скручивает папиросу, и в глазах его мелькнуло горячее желание присоединиться к этому грешному занятия.
Через минуту по комнате поплыл аромат легендарного табака, мы с ожиданием смотрели на полковника. Тот внимательно рассматривал каждого из нас, словно последний раз проверяя — стоят эти люди быть посвященными в его тайну. Затем, немного прикрыв глаза, полковник тихим голосом начал свой рассказ.
— Уважаемые господа! К сожалению, некоторое время мне пришлось собирать о вас информацию без вашего ведома. Поэтому я знаю вас гораздо лучше, чем вы меня. Попробую исправить это несоответствие. Но сейчас позвольте еще раз представить присутствующих.
Отец Василий. Происходит из старинного украинского рода, из которого вышло много священников, хотя изначально нарушил эту традицию. Три года войны за государство привлекли вас к семейным традициям. Вы были рукоположены в 1919 году в Никопольский церкви под обстрелом белой артиллерии. Год были военным священником в Железной дивизии, отказались отступать за Збруч и остались с ранеными, которых не успели вывезти. Попав в красных, сбежавших из-под расстрела и еще два года были в Холодном Яру. Повстанцы, чувствуя гибель Холоднояривщины, заставили вас перейти за границу. Несколько лет обучения в православной духовной академии и труд настоятелем в украинской церкви в Варшаве. В Подебрадах уже неделю находитесь для работы в архиве по приглашению профессора Щербины.
Полковник посмотрел на галичанина.
— Петр Бойчук. Родился в Станиславе. Кадровый старшина Австрийской армии. Четыре года мировой войны. С первого ноября 1918 года — в Украинской Галицкой Армии. Выполнял секретные поручения в польском тылу. Летом 1919 года осужден польским полевым судом к расстрелу. Поднял восстание в лагере и скрывался в Карпатах. Сейчас является одним из членов организации, которая продолжает Борьбу в Галичине.
Я понял, что теперь моя очередь.
— Уважаемый Андрей Балочный. К началу Борьбы студент историко-филологического факультета университета святого Владимира, просветитель, активист украинского движения. При Борьбы повстанец, подстаршина украинского кавалерии. Здесь выкладываете историю в Академии. Исследуете законы истории и пытаетесь на научном уровне понять причины нашего поражения на первом этапе Борьбы.
Сотник Степан Кожух, храбрая человек в Армии. Я много рассказывал о вас отцу Василию и поручик. Красные считают вас одним из своих злейших врагов. Думаю, что только чудо позволило вам до сих времен остаться живым.
Считаю для себя большой честью быть знакомым со всеми вами. Но сейчас позвольте рассказать вам, господа, о себе и об обстоятельствах, заставили вас здесь собрать.
Полковник замолчал, глядя в окно, где постепенно темнело. На уютные подебрадские улице сходил замечательный майский вечер, казалось, что наше прошлое было нереальным, вымышленным, чтобы подчеркнуть и сегодняшнее спокойствие и безмятежность этого города. В комнате медленно расходились волны табачного дыма, я взглянул на Кожуха, — то прищурившись смотрел на полковника, словно размышляя: «Давай, человек, какую историю ты нам сейчас толкнешь?»
Полковник включил электрическую лампу — и комнату залило мягким светом.
— С вашего разрешения я продолжаю. Коротко о себе. Родился на Слобожанщине. Образование получил в Харьковском университете. В 1911 году за попытку создать нелегальную украинскую организацию в Харькове попал под надзор полиции и был вынужден уехать за границу. Работал инженером на строительстве железной дороги в Сербии. С началом войны был в сербской армии, вместе с остатками своего полка попал к русским. В 1917 году вступил в армию Центральной Рады. При Гетмане находился в корпусе Петра Болбочана. После Восстания перешел на сторону Директории. При Главном атамане был командиром отдела особого назначения. По глубокий рейд в подполье белых получил чин полковника. А осенью 1920 и случилась со мной приключение, которое полностью изменило и мою жизнь, и представление о мире вокруг нас.
