волю в кулак, наставительно зашипел:
– Идиоты. Дали бы мне знак, чтобы пригнулся или…
– Но вы же зажмурились, герр гауптман… – чуть слышно раздалось за спиной.
Офицер не стал оглядываться – то ли чтобы не впасть в «искушение Давида», то ли сделал вид, что ничего не расслышал.
Продолжил вместо этого:
– В крайнем случае, если я не мог открыть глаз, выстрелили бы мне в ногу!
– Хорошая идея… – ещё тише повторил тот же голос, но на этот раз герр гауптман даже обрадовался, что никто не задался сакраментальным вопросом: «А что, собственно, мешало ему открыть глаза?»
Только подумал, поддавшись-таки искушению посмотреть, кто подаёт голос:
«Если это гефрайтер Крупски, буду рекомендовать его в штурмовую группу. У него и так не та фамилия для карьеры унтер-офицера…»
Вслух же закончил:
– Уж в ногу-то, я думаю, могли бы попасть так, чтобы не наповал.
И распорядился:
– Ну а теперь чего ждём? Господин фельдфебель, отправляйтесь в штаб, доложите, что вспугнули группу русских дезертиров с их женщинами. Крупски, возьмите с собой ещё людей и проследите за экипажем, куда они направятся. Их там и так четверо на пару коней. Далеко не ускачешь. Уверен, ваши винтовки они бросят уже через пять минут.
«Мой-то “Дрейзе” нештатный…» – добавил при этом гауптман про себя.
– А ваши «позорно» отданные винтовки! – подчеркнул, чуть ли не криком. – Надо вернуть, по возможности, тихо, без огласки, – закончил офицер уже примирительно. – Так что, только дайте им понять, что вы их преследуете и не оставите в покое. Ну же, действуйте, гефрайтер! Шнелле!
Переговоры «наверху».
Петроград. Кабинет министра иностранных дел С. Д. Сазонова
За прошедшие дни в аккуратной бородке Сергея Дмитриевича заметно прибавилось седины, да и вообще вид у министра иностранных дел как-то не слишком соответствовал статусу победителя в дипломатической игре, коим его считали не только в правительстве, но и при дворе.
Алексей Иванович, получив только на третий день возможность аудиенции министра (правда, вопросов особой срочности не было, а разведсводки подавались регулярно, трижды в день), не удержался, чтобы не высказаться насчёт непобедительного вида.
В ответ Сазонов только рукой махнул.
– Скорее удалось не провалить дело окончательно. И представьте, дольше всех упирался Морис Палеолог… Как будто его лично, а не столько Париж, так задело пренебрежение к Константину.
– Я бы не назвал это пренебрежением, – осторожно сказал статский советник. – Скорее отношение государя к прогерманской позиции греческого царя Константина. Хронической…
– Разве она могла быть иной? Отец его, Георг I, упокой Господи его душу, – всё же невинно убиенный и православный, – по рождению принц Кристиан Вильгельм Адольф Георг Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Глюксбург. Константин, хоть и крещён во младенчестве по православному чину, учился в Берлинской военной академии, женат на Софии Прусской, родной сестре императора Вильгельма II Гогенцоллерна…
– И двоюродной сестре государыни императрицы Александры Федоровны, – счёл нужным вставить Алексей Иванович.
– А что делать? Давно уже не злобствуют по поводу «войны кузенов». Константин, полагаю, существенно приблизил начало большой войны, когда в 1912-м двинул на турок соединённую армию. И всё закипело… Нам ещё хотя бы десять лет передышки – всего бы мы добились безо всякой войны. Ладно, прошлого не вернёшь, приходится теперь выторговывать что ещё можно. Хорошо, хоть наш генералитет однозначно потребовал, чтобы мы договаривались с союзниками «по максимуму» – Константинополь, проливы, острова у входа в Геллеспонт со стороны Средиземного моря.
Статский советник кивнул, не столько полагая, сколько зная «из собственных источников», что позиция военной верхушки не только соответствует решению государя, но просто как бы озвучивает её.
Знал он также из секретной стенограммы особо секретного совещания правительства под председательством И. Л. Горемыкина, с участием военного, морского министров и начальников штабов – любезно скопированной Василием, – что именно Сазонов настоял на формулировке раздела Оттоманской империи «после разгрома Германии», а не после окончательного установления мира.
Министр справедливо предполагал, что в промежутке между этими этапами, как не раз уже бывало в прошлом, слишком многое может измениться…
Историческая справка
4 марта С. Д. Сазонов адресовал послам союзников по Антанте, М. Ж. Палеологу и Дж. Бьюкенену, памятную записку, в которой указывал на необходимость договорного закрепления перехода к России Константинополя, обоих берегов и островов Мраморного моря, а также островов Имброс и Тенедос у входа в Дарданеллы. Взамен Петроград обещал союзникам «такое же сочувствие осуществлению планов, которые могут явиться у них по отношению к другим областям Оттоманской империи и иным местам».
Союзники не возражали против пожеланий России, но указывали, что окончательное разрешение дело может получить лишь в мирном договоре и в результате совместного обсуждения всех условий завершения войны. Сазонов же настаивал на необходимости урегулировать проблему, не дожидаясь мирного конгресса. К переговорам подключился Николай II, дав аудиенцию обеим послам и направив через них письма главам правительств союзников.
Первой уступила британская дипломатия, и 12 марта Дж. Бьюкенен вручил С. Д. Сазонову памятную записку, содержавшую согласие на русские претензии, в том случае «если война будет доведена до успешного окончания и если будут осуществлены пожелания Великобритании и Франции, как в Оттоманской империи, так и в других местах».
Затем пришло подтверждение из Парижа в форме вербальной ноты, повторяющей содержание британской «памятной записки».
– Наше решение о демонстративной подготовке десанта не отменяется? – перешёл Алексей Иванович к главной теме встречи.
– Не отменяется, – коротко ответил Сазонов.
Статский советник промолчал, как бы ожидая продолжения. И оно последовало.
– На самом деле ничего другого мы предложить не можем. Сейчас только на Кавказском направлении, благодарение Богу и Николаю Николаевичу, обстановка складывается успешно, а на западе… Да что я вам рассказываю, вы же у нас и так самый осведомлённый.
Иванов, кстати, не поняв, кого из Николаев Николаевичев имел в виду министр, главнокомандующего или Юденича, только с сожалением развёл руками.
– Увы, преувеличение. Особенно в части военных сводок с Западного фронта. Запаздывают, да и читать не всегда успеваем.
Сазонов невесело усмехнулся.
– Были б они точны… А так не всегда поймёшь, где просто неразбериха, где – попытки свалить с больной головы на здоровую, а где паника… Кстати, вчера получил ответ из представительства Красного Креста, но поздно ночью бумага пришла, так что я не стал вас беспокоить.
– Есть причины для беспокойства? – быстро спросил Алексей Иванович.
– Напротив. Капитан Иванов, имя-отчество совпадают, служил в 10-м корпусе, находится в патронируемом Красным Крестом лазарете для пленных русских офицеров.
– Как попал в плен – не сообщают? – спросил статский советник, забыв даже поблагодарить Сазонова за хлопоты, значительно превышающие всё, чего можно ожидать от первого по значимости министра огромной воюющей страны, да ещё в разгар сложнейших переговоров с союзниками.
Сергей Дмитриевич покачал головой.
– Это не по их ведомству. Добавили только, что личность идентифицировали со слов, поскольку документов при нём не оказалось.
– С его
