Я знал, что корабль будет протекать, все они протекают, но к вечеру второго дня не было никаких следов воды выше заново размещенных камней балласта. Фритхоф сдержал слово и принес весла. Мои люди на веслах поднялись на несколько миль вверх по течению, потом развернулись и привели корабль обратно.
Мы уложили мачту на пару стапелей, привязали к ней сложенный парус и закрепили наши скромные пожитки под небольшой полу-палубой на корме. Последние серебряные монеты я потратил на бочонок эля, две бочки сушеной рыбы, немного сухарей, кусок ветчины и завернутую в холстину огромную голову сыра, твердого как камень. На закате Фритхоф принес нам голову орлана, вырезанную из дуба, для установки на носу корабля.
— Это в подарок, — сказал он.
— Ты достойный человек, — сказал я, и был искренен в своих словах.
Он смотрел, как его рабы занесли резную голову на борт моего корабля.
— Пусть Детище Тюра послужит тебе хорошенько, — сказал он, касаясь молота на шее, — пусть ветер не дует в лицо, а море в целости доставит тебя домой.
Я приказал рабам установить голову на носу корабля.
— Ты помог мне, — тепло сказал я Фритхофу, — и я хотел бы отблагодарить тебя должным образом. Я предложил ему серебряный браслет, но он покачал головой.
— Я в этом не нуждаюсь, а тебе может потребоваться серебро во Фризии. Отплываешь утром?
— До полудня.
— Я приду попрощаться, — пообещал он.
— Далеко ли до моря?
— Дойдешь за два дня, — сказал он, — и как выйдешь из Хамбра, держи севернее. Избегай побережья Восточной Англии.
— Там проблемы?
— Пара кораблей ищет легкую добычу, — пожал он плечами, — Эорик поощряет их. Просто плыви прямо в море и не сбавляй ход. Он поднял голову к безоблачному небу. — Если эта прекрасная погода не испортится, будете дома через четыре дня, может, пять.
— Есть новости из Честера? — спросил я. Я беспокоился, что Сигурд узнает, что его обманули, и вернется вглубь своей территории, но Фритхоф ничего не слышал, и я предположил, что Финан все еще морочил ярлу голову в холмах и лесах к югу от старого римского форта.
В ту ночь было полнолуние, и часовые снова пришли на пристань, где Детище Тюра было пришвартовано к Яркой Птице конопляными канатами. Речная рябь лоснилась под луной. Мы угощали дозорных элем, потчевали песнями и рассказами, и ждали. Низко пролетела сипуха с белыми как дым крыльями, и я счел это за доброе предзнаменование.
Когда настала глухая ночь и собаки умолкли, я послал Осферта с дюжиной людей к стогу сена, лежавшего на полпути к городу.
— Принесите столько сена, сколько сможете, — приказал я.
— Сена? — спросил меня один из часовых
— Для постели, — пояснил я и велел Лудде наполнить элем рог задавшего вопрос. Стражники, казалось, не замечали ни того, что ни один из моих воинов не пил, ни настороженности моей команды. Они пили, а я поднялся на борт Яркой Птицы и перешел на Детище Тюра, надел кольчугу и опоясался Вздохом Змея.
Один за другим мои люди поднимались на борт и одевались для битвы, пока не вернулся Осферт с огромными охапками сена, и только тогда один из четырех стражников решил, что наше поведение странное.
— Что вы делаете? — спросил он.
— Жжем ваши корабли, — с удовольствием ответил я.
— Вы что? — от изумления он разинул рот.
Я обнажил Вздох Змея и направил острие ему прямо в нос.
— Меня зовут Утред Беббанбургский, — сказал я, глядя в его расширяющиеся глаза. — Твой господин пытался убить меня, и я напомню, что ему это не удалось.
Троих я оставил на пристани сторожить пленников, а остальные приступили к работе над вытащенными на берег кораблями. Топорами мы расщепляли скамейки гребцов, сваливали сено и трут в подпалубное пространство. Самую большую кучу я сделал на Морском Убийце, самом ценном корабле Кнута, потому что он стоял в середине кораблей, вытащенных на берег.
Осферт со своей полудюжиной воинов наблюдали за городом, но никто не шевелился у ворот, которые, как я предположил, были заперты. Даже когда мы веревками убирали подпорки из-под некоторых крайних кораблей, чтобы они перевернулись, шум не обеспокоил Снотенгахам.
Город лежал на севере земель Сигурда, защищенный от остальной части Мерсии его крупными владениями, а к северу находилась дружественная земля, контролируемая Кнутом. Возможно, никакой другой город в Британии не был в большей безопасности, вот почему корабли перевели сюда, и вот почему у Фритхофа было только четыре престарелых полукалеки, чтобы присматривать за ними.
Стражей держали там не для отражения атаки, поскольку никто не ожидал нападения на Снотенгахам, а чтобы предотвратить мелкие кражи дерева или древесного угля для жаровен. Сейчас этот уголь был распределен по вытащенным на берег кораблям, а одну еще дымящуюся жаровню я опрокинул на днище Морскому Убийце.
Мы подожгли остальные корабли и вернулись на пристань.
Взвилось яркое пламя, исчезло, потом появилось снова. Дым быстро становился гуще. Пока горели только трут и уголь, дубовой обшивке требовалось больше времени, чтобы заняться, но в конце концов я увидел, как появилось и стало распространяться более мощное пламя.
Ветер был легким и порывистым, иногда задувая дым в огонь и низко закручивая, перед тем как выпустить в ночной воздух. Пламя вгрызалось и распространялось, жар обжигал, расплавленная смолы капала, искры взлетали высоко в небо, гул пламени нарастал.
Прибежал Осферт, ведя своих людей по берегу между пожаром и рекой, отражавшей огонь. Рухнул корабль, горящие доски упали на землю и распространили огонь под днища соседних кораблей.
— Приближаются люди! — закричал Осферт.
— Сколько?
— Шесть, может семь?
С десятком воинов я поднялся вверх по берегу, пока Осферт поджигал корабли, которые были на плаву. Шум от пожара перерос в рев, в котором слышался треск лопающейся обшивки. Морской Убийца теперь состоял из пламени, внутренности — как раскаленный котел, а когда мы проходили мимо, длинный киль переломился, и корабль с оглушительным треском осел, выпустив рой искр, а языки пламени взметнулись еще выше, осветив беспорядочную толпу, бегущую из города.
Их было немного, восемь или девять, все не одеты, только плащи поверх безрукавок. Ни у кого не было оружия, и они остановились, когда увидели меня, что не удивительно: на мне были кольчуга и шлем, в руке — Вздох Змея. Огонь играл на клинке. Я молчал.
Мы стояли спиной к огню, ревущему в ночи, и мое лицо было в тени. Люди видели шеренгу силуэтов на фоне огня, воинов, готовых к битве, и повернули обратно в город за подмогой, которая уже приближалась — множество людей пересекали луг, и в ярком свете пожара я заметил блики на клинках.
