Ознакомительная версия.
На этом письмо закончилось, а потом благочестивый монах сообщил мне, что митрополит Московский Платон, который, несмотря на свой весьма почтенный возраст, продолжал исполнить свои обязанности на благо своего государя и империи, совсем недавно послал Его Императорскому Величеству драгоценный образ святого Сергия Радонежского. Монарх, добавил он, принял эту священную реликвию, и представил ее московскому ополчению в надежде, что она будет в безопасности под защитой этого святого, поскольку когда-то, благословленный им князь Дмитрий Донской, одержал победу над жестоким ханом Мамаем.
Вот письмо митрополита Платона императору Александру, отправленное из Троицкого монастыря[101] и датированное 26-м июля.
«Москва, столица империи, новый Иерусалим, принявшая Христа, подобна матери под защитой ее верных сынов и видя сквозь мглу свою восходящую славу, она поет радостно: «Хвала тем, кто пришел!» Пусть надменный и бесстыдный Голиаф несет ужас и страх из Франции в Россию! Наше миролюбие, эта праща русского Давида, вскоре уничтожит его кровожадную гордыню. Этот образ святого Сергия, древнего защитника нашей страны, я посылаю Вашему Императорскому Величеству».
Удивленный такой разницей между нашими обычаями, я спросил, а правда ли, что император Александр отдал эту икону своим войскам.
– Я настолько уверен, – ответил монах, – что было бы кощунством сомневаться в этом. В последующих письмах из Москвы нам сообщалось, что архиепископ Августин – викарий Московской епархии – собрав все войска в городе,[102] отслужил молебен и, представляя им образ святого Сергия, произнес речь, которая вызвала слезы на глазах всех присутствующих. Мы видели эти войска – они проходили под стенами нашего аббатства на битву под Москвой и несли эту священную икону. Они шли на бой как истинные воины-христиане, посвятившие себя своей вере, стране и государю. Они не скрывали этих чувств – божественная радость сияла в их глазах при мысли о битве с врагом. Каждый воин, и даже новички, излучали энергию и уверенность, свойственные ветеранам, а также высочайший уровень дисциплины, которую он обязаны поддерживать – это самый яркое качество хорошего солдата. Жители, мимо которых они проходили, от всего сердца умоляли небеса защитить этих храбрых защитников древней столицы России, города, который всегда в прежние времена находил силы, чтобы сокрушить непрошеного захватчика.
Удивленный и потрясенный таким количеством необыкновенных вещей, о которых мне рассказал этот добрый старик, я почувствовал глубокое уважение к этому народу, великому, даже в своих несчастьях, и я сказал себе: «Воистину непобедим тот народ, который верен своим принципам, не прячется в минуту опасности и способен пожертвовать всем ради сохранения своей веры и своего государства».
Наутро мы покинули монастырь. Я оглянулся и увидел первые лучи восходящего солнца, золотистые вершины высоких стен, возведенных, чтобы сохранить и уберечь это средоточие мира и покоя, но впоследствии этот монастырь был разграблен. Поглощенный печальными мыслями, я шагал по дороге вдоль Москвы-реки, а потом заметил, что у Звенигорода возведено несколько мостов для перехода нашей армии на другой берег и дальнейшего движения на Москву.
Мы продолжали путь, но тут снова появились казаки. Они вели себя точно так же. Как и накануне. Недалеко от Аксинино[103] они попытались атаковать легкую баварскую кавалерию, но после того, как некоторые из них получили ранения, они сбежали. А мы перешли реку чуть ниже деревни Спасское.[104] Река там неглубока и никаких сложностей при ее переходе не было. Казаки ждали нас на опушке, но когда они увидели, что мы преодолели реку, тотчас ускакали. Оттуда мы пошли в Бузаево, где были только почтовый пункт и поместье, расположенное на очень крутом холме, окруженном лесом. Там и расположился принц Евгений.
На следующее утро (14-го сентября), сгорая от сильнейшего желания поскорее прибыть в Москву, мы вышли очень рано, и прошли через несколько заброшенных деревень. На берегах Москвы-реки, справа от нас мы видели несколько великолепных поместий, которые казаки разграбили, чтобы мы не смогли воспользоваться плодами этих изобильных мест. Спелые хлеба были вытоптаны, бесчисленные стога сена – сожжены, а в воздухе расстилались густой дым и запах гари. Мы добрались до деревни Черепково,[105] и наша конница продолжала свой марш, а вице-король поднялся на возвышенность и долго смотрел, не видать ли Москвы, цели наших желаний, поскольку в достижении Москвы мы видели конец нашим мучениями конец нашего похода. Но Москва была за холмами, мы видели лишь облака, тянувшиеся вдоль нашего пути, и указывающие направление, в котором шла Великая армия. Несколько пушечных выстрелов, очень отдаленных и редких, свидетельствовали о том, что наши войска подходили к Москве без особого сопротивления.
Спускаясь с холма, мы вдруг услышали отчаянные крики. Из близлежащего леса выскочил отряд казаков и в свойственной им манере атаковал наших егерей и попытался остановить наш авангард. Но наши храбрецы, не испугавшись этой неожиданной атаки, быстро отразили их слабые силы, с помощью которых эти ордынцы пытались помешать нам войти в столицу. Это был действительно, их отчаянный и последний бой, а затем русские сбежали, – так же как и с берегов Колочи – чтобы укрыться в стенах Кремля.
Вдали, сквозь облака пыли мы видели уходящие к Москве длинные колонны русской кавалерии, а по мере нашего приближения они скрывались за городом. Пока 4-корпус строил мост через Москву, наш штаб разместился на высоком холме. Оттуда мы увидели тысячи красивых и позолоченных колоколен, купола которых, сверкающие в лучах солнца, издалека были подобны пылающим шарам. Один из таких куполов, увенчивающий нечто вроде колонны или обелиска, был очень похож на плавающий в воздухе воздушный шар. Мы были в восторге от этого прекрасного зрелища, приводившего нас в еще больший восторг, когда мы вспоминали все худшее, что мы видели по дороге. Мы не могли сдерживать нашу радость, и у всех одновременно вырвался радостный крик: «Москва! Москва!» Услышав это долгожданное имя, солдаты толпой бегут вверх, и каждый восторгается все новыми и новыми чудесами. Одни восхищаются прекрасным, находящимся слева от нас дворцом, архитектура которого исполнена восточного великолепия, другие обращают внимание на дворец или храм, но все без исключения поражены великолепием панорамы этого огромного, раскинувшегося на плодородной равнине города. Москва-река течет по лугам и, омыв их, направляется к городу, разделяя его на две половины, одна из которых является огромным скоплением домов, построенных из дерева, камня и кирпича, построенных в смешанном стиле готики и современной архитектуры, а в архитектуре другой смешались строительные элементы самых разных народов. Дома выкрашенные в разные цвета, купола, покрытые свинцом или шифером, либо позолоченные, являли собой приятное разнообразие. А террасы перед дворцами, обелисков у ворот и, в первую очередь колокольни, похожие на минареты, встречающиеся в самых знаменитых городах Азии, убеждали нас, что они существуют не только в воображении арабских поэтов.
Ознакомительная версия.
