– Замолчите! Когда вы, наконец, поймете! В деревнях из-за всех этих иностранных армий уже начался голод… Мы ищем, кто бы нас снова нанял, но, если война кончится, у нас не будет хозяина.
– Ну, это уж слишком, если вам нужна война только ради… – Зефирине пришлось умолкнуть, потому что Ля Либерте едва не свернул ей шею.
– Да знаете ли вы, что такое голод? Сидя в своих дворцах и замках, что вы понимаете в жизни? Только и видите, что согнутые спины своих рабов и слуг… И ни разу не задумались, что речь идет о таких же мужчинах и женщинах, как вы.
Полупридушенная, задыхающаяся, Зефирина из последних сил отбивалась от этого взбешенного революционера.
Неожиданно поведение мужчины изменилось. Он начал тискать ее, обнимать, прижимать, руки полезли к ней под юбки. Обезумевшие губы искали ее губ. Поняв его намерения, она боролась, собрав последние силы. Колотя кулачками в грудь Ля Либерте, Зефирина с ужасом почувствовала, что по ее телу разливается жар.
Горячее мужское дыхание обжигало ей шею. «В кого же я превратилась, если меня может взволновать подобный человек?!» Зефирина яростно сражалась, но, как ей казалось, больше с самой собою, чем с ним. «Боже правый, ее сейчас изнасилуют и ей это не будет неприятно!» Она собралась с последними силами и отшвырнула насильника.
Возбужденная охватившим ее желанием, она невольно подумала: «Вот она месть монсеньору, моему мужу».
А солдат, будто услышав ее немой призыв, всем своим телом придавил молодую женщину, бормоча при этом нечто непонятное:
– Ты моя жена… жена навеки… Ты всегда мне принадлежала… Я никогда не забывал тебя… Зефи… моя Зефи…
В небе прогрохотал гром и очередная молния на краткий миг осветила сарай. Но этого было достаточно, чтобы Зефирина разглядела склонившееся над ней лицо, на котором жизнь уже оставила свои следы.
– Бас… тьен…
В наступившей темноте Зефирина, казалось, продолжала видеть открытое волевое лицо, голубые глаза человека, с которым вместе росла, племянника своей кормилицы Пелажи, своего крепостного Бастьена, который сбежал при обстоятельствах, не особенно лестных для нее[24].
– Бастьен! – повторила она срывающимся голосом. Волшебное мгновение кончилось. Молодой человек отполз на другой край подстилки. Опустив голову на руки, он прошептал усталым голосом:
– Да, мадемуазель, это действительно я.
Сам того не желая, бывший крепостной снова заговорил со своей хозяйкой в надлежащем тоне. Но она опустилась на колени, чтобы найти в темноте его руку:
– Бастьен, друг мой… я так рада, что нашла тебя.
Пальцы ее сжали мозолистые ладони молодого человека. Потом она обхватила руками его шею и прижала голову Бастьена к своей. И тут на нее тяжелой волной нахлынуло прошлое. Впечатление было столь сильным, что из глаз Зефирины хлынули слезы. Сквозь эти слезы, прерывающимся голосом она говорила:
– Я повсюду тебя искала. О, Бастьен, почему ты так внезапно исчез? Я так боялась за тебя.
Потрясенный ее словами, молодой человек сжал Зефирину в своих объятиях.
– Извини меня, Зефи, но я больше не мог… «Видеть тебя живой, любить тебя и терпеть пытки, которым ты меня подвергала день за днем», – подумал он про себя.
– Мне хотелось свободы, я нашел ее, а мои люди стали звать меня Ля Либерте[25], – произнес он с гордостью.
Немного успокоившись и продолжая удерживать руку Бастьена в своих руках, Зефирина спросила:
– Гаэтан мне говорил, что в Павии ты спас ему жизнь…
– Да, мне повезло. Бедняга… Когда я увидел его лежащим на земле и истекающим кровью, я подумал о вас, о вашем горе… а вы вот теперь замужем за другим и… стали княгиней, – добавил Бастьен с какой-то злой нотой в голосе.
– Не суди о том, чего не знаешь, – сказала Зефирина. Перескакивая с пятого на десятое, она рассказала ему все, что с ней приключилось во Франции после разгрома французов под Павией… разорение… отчаянное положение… вынужденное замужество ради спасения отца… В своем рассказе она деликатно умолчала о побеге с Гаэтаном и сразу перешла к финальному событию. При этом голос ее был ровен и естествен:
– Мы направляемся в Рим, чтобы добиться расторжения брака. Но ты, как ты дошел до…
«Превратился в бандита», – подумала Зефирина. Бастьен тряхнул головой:
– Да, я сбежал от вас, точно паршивый пес, ночью, но днем меня могли схватить полицейские ищейки и подвергнуть публичному наказанию. Когда я узнал, что записывают добровольцев на войну, не особенно интересуясь их прошлым, я поступил на службу к мессиру де Ла Палису. После его гибели и поражения под Павией мы, оставшиеся в живых, жалкие, оборванные, голодные, собрались все вместе и стали жить грабежами. Но у итальянских крестьян у самих ничего не осталось. И тогда мне пришла в голову мысль пощипать знатных синьоров…
– Ты не узнал меня? – с волнением воскликнула Зефирина.
– Ей-богу, нет… я хотел захватить вашего мужа или того, второго. Но, когда я увидел вас в окне кареты, сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди… Я сказал себе, что это судьба… Я снова нашел свою Зефи и потому приказал вас похитить.
Он умолк. Раскаты грома звучали все дальше и дальше. Полил дождь.
Где-то заухала сова. Зефирине в ее мокром платье было холодно.
– Но, Бастьен, ты же не можешь продолжать и дальше жить такой жизнью, похищать людей, требовать за них выкупа.
– Да, а разве не то же самое сделал ваш князь, если верить вашему рассказу? Но ему, конечно, все позволено, он ведь князь, мне же ничего нельзя, мои ноги покрыты грязью.
Зефирина покачала головой:
– Послушай, Бастьен, теперь уже поздно, и мы не станем здесь обсуждать права и законы. Но я обещаю тебе уладить твое дело завтра утром. Ты мой крепостной, я твоя госпожа и клянусь, что в Багателе мы дадим тебе свободу… ты сможешь покинуть эту банду негодяев и поступить куда-нибудь на службу. А теперь проводи меня.
Зефирина встала. Бастьен продолжал сидеть, будто окаменел. И вдруг из горла его вырвался крик:
– Вы стали еще хуже, чем были прежде… Вы так ничего и не поняли… Вы жестоки и высокомерны… Но если вы думаете, что я отпущу вас и отдам другому…
Бастьен схватил Зефирину за платье и повалил на пол. И как когда-то в детстве, они боролись и обругивали друг друга всякими словами.
Неожиданно дверь в сарай отворилась. Это Лям д'Асье пришел с новостями. Он поднял фонарь над головой. И в тот же момент со двора донесся крик:
– К оружию!
Горящие головешки, которыми выстреливали из арбалетов, падали на крыши сарая и других строений фермы.
Оставив Зефирину, Бастьен вскочил на ноги и собирался броситься к двери, но заколоченное досками окошечко сарая будто взорвали. Доски разлетелись вдребезги, и в сарай влетели, точно два ангела-мстителя с аркебузами в руках, Фульвио и Мортимер. Прежде чем Бастьен успел прийти в себя, Фульвио нанес ему сокрушительный удар по голове.
