Сиделка, бывшая около больного, повернула к вошедшим голову.
Отбросив последнее сомнение, Данька шагнул вперед:
— Настенька?..
Девушка привстала со скамьи, не веря своим глазам.
— Так я пойду, дам отбой, — предложил Василий Кузьмич и, чувствуя себя лишним, выскользнул из комнаты.
Переводчика господину Эйдорфу все-таки отыскали, и Валерий слушал первую лекцию, сидя вместе с остальными студентами курса. Но самое главное, что ближе всех, рядом с ним, была Юля. После лекции к Мещерякову подошел профессор.
— Рад вас видеть, мой молодой друг, — сказал немец, пожимая руку.
— Здравствуйте, — ответил Валерка по-немец ки. — Познакомьтесь, герр Эйдорф, это моя подруга Юля.
— Очень приятно.
— Я рада, — сказала девушка, не совсем уверенная правильно ли она говорит.
— У вас отличное произношение, — галантно сказал профессор, заметив ее смущение.
— Он хвалит твое произношение.
— Спасибо.
— Если фроляйн не против, то я хотел бы пригласить вас ко мне в гости. — Герр Эйдорф достал бумажку и обратился к Юле. — «Приглашайт гости», а?
— С удовольствием, — рассмеялась девушка.
— Вы видите, Валерий! — обрадовался профессор. — Она меня поняла!
— Поздравляю с первым успехом, — сказал Мещеряков. — Юля тоже хочет изучать немецкий язык.
— Вот и отлично, едем.
— Хорошо, — согласился Валерка, — но сначала мне нужно позвонить.
Благосклонность декана распространялась и на использование служебного телефона. Мещеряков зашел в деканат и позвонил Даньке. Потом Ксанке. Их телефоны по-прежнему не отвечали. Дежурный также не мог сказать ничего нового.
— Сами ждем, обещали сегодня вернуться.
Валера немного беспокоился. Вчера, когда он вернулся в общежитие, ему передали просьбу друзей позвонить, но в губчека работал только телефон дежурного. Ему сообщили, что сначала Цыганков, а потом Ларионовы, взяв дежурный наряд, отправились в Медянку. Яков должен был уже вернуться, но раз к нему поехали Данька и Ксанка, то это не важно. Начальника отдела по борьбе с бандитизмом и его товарищей ждали только к вечеру, поэтому паниковать было рано. Валера отбросил тревогу и присоединился к Юле и Эйдорфу.
В гостинице профессор заказал в номер чай, с пожатием плеч заметив, что кофе тут не бывает.
— Будет. Года три назад и чая не было, — сказал Валерка.
— Что вы говорите? — удивился герр Эйдорф. — В такой богатой стране… Извините за беспорядок, здесь у меня временное жилье. Я ищу себе квартиру, ведь мой контракт заключен на полгода.
Валера старался переводить Юле все, что она не успевала понять.
— Вы собираетесь продлить контракт, герр Эйдорф?
— Пока не знаю, — ответил профессор. — Мне кажется, что профессиональная тема слишком серьезна и сложна для первого занятия. Предлагаю поговорить на семейную тему, хорошо?
— Давайте, — согласились гости.
Горничная принесла три стакана чая и столько же булочек.
— Раз тема семейная, то прошу вас в неофициальной обстановке называть меня Генрих, — затем профессор открыл один из нераспакованных чемоданов и достал оттуда толстый альбом.
— Это мой семейный альбом, — медленно начал рассказывать Эйдорф. — Мы, немцы, очень сентиментальный народ, и любим рассматривать семейные фотографии. А вы?
— Мы любим смотреть семейные фотографии, — чуть запинаясь, сказала Юля.
— Отлично. А вы, Валерий?
— Не слишком часто, Генрих.
— Ваше предложение короче, но сложнее по конструкции, — заметил профессор и продолжил, перелистывая альбом. — Это университет в Берлине, где я учился. Это мой дом в Кельне. Вот моя жена Марта, это мой сын Альберт, я его очень люблю…
Юля рассматривала фотографии, а Валерка больше обращал внимания на разговор. Его скорее волновало произношение, чем простой словарный запас.
— А почему нет фотографий ваших родителей? — спросила Юля.
— Feuer, — взмахнул руками Эйдорф, — огон!
— Огонь, пожар.
— Огон, — кивнул немец. — Теперь вы, Валерий, расскажите по-немецки о своей семье.
— Моя семья далеко, родители живут в Ленинграде.
— Это не важно, продолжай, — сказала Юля.
— Можете рассказать об институте, о своих друзьях. Учатся они или работают?
— Все мои друзья: Ксанка, Данька и Яшка работают в губчека.
— Что есть «губчека»?
— Губернская чрезвычайная комиссия.
Эйдорф кивнул.
— Ничего не понимаю в системе ваших государственных учреждений. И чем они занимаются на работе, какие должности занимают?
— Это секрет, — сказал Валера.
— Так легко отвечать, — ехидно заметила Юля.
— Расскажите тогда, в каком они здании работают, — предложил профессор.
— Не нужно, Генрих, — твердо сказал Мещеряков.
— Это тоже секрет? — сделал большие глаза Эйдорф.
— Давайте, лучше я расскажу, — предложила Юля.
— Прошу, фроляйн Юля.
— Я выйду позвонить, — сказал Валера.
Он спустился к дежурному и снова набрал ЧК. Друзья пока не вернулись. Мещеряков поднялся в номер. Эйдорф и Юля весело щебетали на смеси немецко-русских слов, но половину словаря им все равно заменяли жесты. Валерка прихлебывал остывший чай, смотрел на Юлю и чувствовал себя гораздо лучше, чем когда прижимал к уху пустую бибикающую трубку.
Прощаясь, Генрих пропустил девушку вперед, а ее кавалера придержал за локоть.
— Извините за излишнюю навязчивость, Валерий, но у меня была причина пригласить вас сегодня в гости. Вот, посмотрите, — профессор подал Мещерякову бумагу.
Валера увидел толстого буржуя, срисованного с плаката, и подпись по-немецки печатными буквами: «Деньги или смерть».
— Значит, вы, Генрих, знаете что такое «губчека»?
Эйдорф виновато кивнул.
— Подозреваете кого-нибудь?
— Я боюсь.
— Я посоветуюсь, — сказал Валерка, — больше ничего обещать не могу. Я ведь там больше не работаю.
— Валера, ты идешь? — позвала с лестницы Юля.
— Сейчас.
— Вам же не нужен дипломатический скандал? — мягко спросил Эйдорф. — Мы должны быть союзниками.
— Постарайтесь пока в одиночку не гулять, — посоветовал на прощание Валерий, — и держите дверь на запоре.
— Спасибо, обязательно.
Трясясь на булыжной мостовой, телега подкатила к больничному крыльцу. С помощью санитара Даниил и Летягин перенесли Яшку с подводы в приемный покой и уложили на койку с колесиками. Епанчинцев с рукой, висящей в тряпичной петле, завязанной на шее, зашел в больницу самостоятельно.
