приходи сюда, Холлингвуд выдаст тебе турнирный шлем и плащ моих цветов с гербами.
Когда Майлз откланялся и покинул патрона, он словно на крыльях пересек двор и ворвался в оружейную за Гаскойном, которого застал здесь за разговором с двумя бакалаврами.
— Что ты думаешь, Френсис? — воскликнул он в радостном возбуждении. — Сегодня мне оказана такая честь, на которую я никогда не смел и надеяться. Из всех своих приближенных сэр Джордж выбрал меня своим конюшим для встречи короля. Пойдем, поможешь мне надеть доспехи! Ты не рад за меня, Френсис?
— Очень рад! — воскликнул преданный Гаскойн. — Не меньше, чем если бы я сам удостоился этого!
И Гаскойн не кривил душой.
Пять минут спустя Майлз уже возился со своим вооружением в маленькой комнатке в конце казармы, где недавно выгородили помещение для старшего бакалавра.
— Ты только подумай, — сказал Френсис, стоя на коленях и привязывая щитки на голени своего друга, — он выбрал тебя из всех рыцарей и джентльменов!
— Да, — ответил Майлз. — Я и сам удивляюсь такой чести. Просто чудо какое-то.
— Нет, — ответил Гаскойн, — в этом нет чуда, и я хорошо знаю, почему он выбрал тебя. Ведь он видит, как, впрочем, и все мы, что ты самый сильный, больше всех искушен в боевом искусстве и лучше всех в замке управляешься с конем.
Майлз засмеялся.
— Уж не шутишь ли ты надо мной? — сказал Майлз. — Смотри, Френсис, получишь по голове рукояткой вот этого кинжала. Но скажи мне, ты слышал, кто скачет с милордом?
— Да, слышал, Уилкс говорил, что сэр Джемс Ли.
— Рад слышать это, — сказал Майлз. — Он покажет мне, что делать и как себя держать. Мне страшно подумать, что я допущу какую-нибудь оплошность, и лорд Джордж уже никогда больше не возьмет меня с собой. Только бы не осрамиться.
— Ничего не бойся, — сказал Гаскойн, — ты справишься.
И вот наконец граф, лорд Джордж и вся их свита могли отправляться в путь. Лошади нетерпеливо били копытами, прозвучал рожок, и весь блещущий парадными доспехами отряд рванулся вперед, нарушая туманную тишину раннего утра. Тусклое осеннее солнце мягкими отблесками играло на полированных шлемах и щитах, искрами рассыпалось на острых гранях оружия. Сердце Майлза трепетало от радости, и он полной грудью вдыхал сладкий запах прелой листвы и вольного простора. Сэр Джемс Ли, который в этот день исполнял обязанности конюшего графа, скакал немного в стороне, и суровая невозмутимость старого воина в сравнении с едва справляемым восторгом его молодого воспитанника создавала разительный контраст, достойный кисти живописца.
Во главе отряда рука об руку скакали граф и его брат лорд Джордж, с ног до головы облаченные в миланские латы, их кирасы были прикрыты бархатными плащами с вышитыми серебряной нитью гербами рода Бьюмонтов.
На шее у графа сверкало ожерелье, с которого свисал украшенный драгоценными камнями орден Святого Георга, на голове был легкий шлем с забралом, украшенный насечкой и охваченный черным и желтым бархатом, усыпанным бриллиантами.
Лорд Джордж роскошью и продуманностью своего облачения мало чем отличался от брата. Позади двух господ и их конюших в строгом уставном порядке скакали рыцари, джентльмены, эсквайры, тяжело вооруженные всадники — числом около двухсот пятидесяти — с копьями и пиками наперевес, с черно-желтыми знаменами и вымпелами, развевающимися на сентябрьском ветру.
Они достигли городских стен, проскакали через мост, а затем загрохотали по мощенной камнем улице, заставляя обывателей прилипать к окнам и почтительно замирать возле лавок торговцев. То и дело слышались приветствия в адрес графа, но гордый лорд не отвечал на них даже легким кивком. Выехав из города, они понеслись по проселочным дорогам, и следом тянулся целый шлейф пыли. Скачка продолжалась до тех пор, пока они не достигли продуваемой ветрами вершины Уиллогби-Крофта, в десяти милях от города, где должна была состояться встреча. Наконец всадники натянули поводья, и оба отряда остановились ярдах в пятидесяти друг от друга.
Тут Майлз увидел, что какой-то всадник, одетый в простую серо-голубую дорожную одежду и сидящий на красивом белом мерине, встал впереди остальных, и он подумал, что это, должно быть, король. Сэр Джемс кивнул Майлзу и, спрыгнув с лошади, бросил поводья одному из слуг. Майлз сделал то же самое и потом, следя за действиями сэра Джемса, вышел вперед и ухватился за стремя лошади лорда Джорджа, помогая ему спешиться. Оба вельможи быстро сняли свои шлемы, и Майлз, держа повод лошади лорда Джорджа левой рукой, взял в правую его шлем и прижал к своему бедру.
Затем граф и лорд Джордж с непокрытыми головами двинулись вперед, при этом младший брат чуть отставал. Приблизившись к королю, граф не без труда, так как ему мешали латы, преклонил колени. Король протянул ему руку, и граф, поднимаясь, поднес ее к губам.
Потом лорд Джордж в точности повторил действия брата и также поцеловал королевскую руку.
Майлз не слышал их разговора, но мог догадаться, что все трое обменялись словами приветствия, затем король обернулся и сделал знак рыцарю, стоявшему впереди прочих. Тот выехал вперед. Король сказал несколько слов, представляя его Бьюмонтам. Незнакомец церемонно снял свою правую латную рукавицу и пожал руку сперва графу, а затем лорду Джорджу. Майлз понял, что это, должно быть, сам граф де Вермуа, о котором он так много слышал.
Беседа длилась несколько минут, после чего король слегка поклонился. Французский дворянин тут же отъехал назад. Прозвучала команда, и затем все высокие особы двинулись вперед, братья шли по обе стороны от короля, граф слегка касался поводьев его коня своей обнаженной ладонью.
Тем временем свита лорда Хауса выстроилась в две цепочки по обеим сторонам дороги, освобождая путь королевской свите. Когда король поравнялся с первым рядом, последовала еще одна остановка, во время которой он сказал несколько любезных слов некоторым из сопровождавших графа дворян. Майлз оказался в нескольких шагах от короля и в этот миг походил на статую со шлемом в руке.
Он увидел перед собой невзрачного толстяка с жирным, лоснящимся лицом, бледно-голубыми глазами и набухшими веками. Щеки вокруг бородки и усов были чисто выбриты. Майлз почувствовал себя обманутым. Он ожидал увидеть человека, похожего на льва, поистине царственного господина, а король Генрих оказался обыкновенным тучным мужчиной нездорового вида. Его
