Конкистадор и его картограф стояли, разинув рты, пораженные столь великой эрудицией.
– Ученая женщина! – с комическим видом простонал Кортес. – Так где же, по-вашему, сеньора, скрывается Жан Флери?
– Мессир, я скажу, если вы поклянетесь сделать то, о чем я вас попрошу!
– Я не могу клясться, не зная, о чем идет речь, – запротестовал Кортес.
– А я ничего не скажу вам без такого обещания!
– Черт раздери, что за мегера! Хорошо, сеньора, даю слово сделать все, что будет в человеческих силах…
– Я хочу, чтобы вы отыскали моего мужа!
– Он сбежал? Если вы вели себя с ним так же, как со мной, то меня это не удивляет… Бедняга!
– Так вы даете слово? – переспросила Зефирина, не обратив внимание на насмешку.
– Если ваши посулы того стоят, – да! Мессир Кристобаль, дайте мне самую подробную карту Сумеречного моря[53].
Картограф повиновался.
Палец Зефирины заскользил по карте.
– Так он на Канарских островах! – воскликнул Кортес.
Зефирина пожала плечами. – Отнюдь…
– Тогда, значит, на Подветренных островах[54], вот здесь…
Кортес ткнул пальцем в Тринидад.
– Вовсе нет, – не терпящим возражения тоном ответила Зефирина.
Кортес раздражал ее. Ей хотелось сбить спесь с конкистадора.
– Здесь встречаются корабли Жана Флери…
Зефирина указала точку, расположенную на юго-западе Иберийского полуострова.
– Это мыс Сен-Венсан, ваша милость! – заметил восхищенный познаниями Зефирины Кристобаль.
– Так эта собака находится на юге Португалии… Откуда вы это знаете? – спросил Кортес.
– Мессир, я не обязана говорить вам, откуда я это знаю! Вы же обещали мне…
– Подождите…
Пока Кортес вызывал капитана Мартина Переса и отдавал ему приказ отправляться на розыски Жана Флери, Зефирина подсчитала – им понадобится не меньше шестидесяти… даже девяноста дней, чтобы убедиться в отсутствии французского корсара в Сен-Венсане. Если бы, по тем или иным причинам, она бы к тому времени все еще была связана с Кортесом, то сказала бы ему, что Флери бежал… на Канарские острова!
– Доставьте его мертвым или живым… лучше живым! – приказал Кортес своему капитану.
Затем обернулся к Зефирине:
– Ладно, я дал вам слово. Так, значит, вы хотите, чтобы я вернул вашего строптивого мужа?
Зефирина вопросительно посмотрела на него. Кортес знаком дал ей понять, что она может говорить в присутствии Кристобаля.
– Я хочу, мессир Кортес, чтобы вы нашли то место, где находится мой супруг. У меня есть основания подозревать, что он был увезен в Испанию, где его скорее всего бросили в тюрьму.
– Как его имя?
– Фульвио Фарнелло.
– Итальянец?
– Князь Сицилии и Ломбардии…
– Вы просили у императора даровать ему прощение?
– Я отдаю вам Жана Флери; вы возвращаете мне мужа: у меня есть ваше слово, сеньор Кортес.
Кортес заходил по комнате.
– Для меня это небезопасно. Но сделка есть сделка. У меня есть кое-какие связи в Королевском совете и среди военных. Предупреждаю вас, что я только получу сведения, где находится ваш супруг… даже если он уже на кладбище.
Зефирина вздрогнула.
– Но не рассчитывайте, что я стану передавать ему веревочную лестницу и устраивать побег. Вы будете знать, где он и точка. Договорились? – спросил Кортес.
В горле у нее пересохло, и она лишь кивнула головой.
– По рукам, сеньора.
Кортес хлопнул по ладони Зефирины, словно она была купцом, с которым конкистадор заключил выгодную сделку.
– Где я смогу найти вас?
Зефирина назвала адрес гостиницы Сан-Симеон.
– Прощайте, мадам, – поклонился Кортес. – Настал час моего общения с Господом…
В сопровождении картографа конкистадор вышел из комнаты и, как был, в халате на голое тело, отправился молиться Всевышнему!
Любопытный образчик Человеческой породы – наполовину сеньор, наполовину солдафон.
Покидая дворец Сан-Лоренцо, Зефирина, еще полностью не оправившаяся от потрясения, испытывала удовлетворение проведенными переговорами. Она не стала заводить разговор о донье Гермине, надеясь сегодня вечером выспросить все у дона Рамона.
Каждому надо было дать свое особое поручение.
Когда около четырех часов пополудни она вернулась в гостиницу, Ла Дусер и мадемуазель Плюш уже ждали ее: они были бледны как смерть.
Не говоря ни слова, ее верные спутники указали ей на корзину, увитую лентами; сразу же после ее ухода какой-то нищий принес эту корзину и, вручив ее, мгновенно скрылся.
Она открыла корзину.
На оловянном подносе среди фруктов лежала голова венецианца Тициано…
В окровавленных губах несчастного была зажата свернутая вчетверо записка. Дрожащей рукой Зефирина вытащила ее и прочла следующие слова: «Так умирают предатели!»
Это был страшный ответ доньи Гермины. Скорее всего содеянное было делом рук преданного ей, как собака, Бизантена.
Значит, мачеха не только знала, что Зефирина напала на ее след, но и проведала про ее пребывание в гостинице Сан-Симеон. Кровавая волчица не сложила оружия. День ото дня она становилась все опасней; Зефирина догадывалась, что ее жажда крови растет вместе с увеличением дозы употребляемых ею наркотиков.
И эта омерзительная женщина держала в своей власти ее ребенка, ее Луиджи…
Единственной надеждой Зефирины был Каролюс, бедняга-карлик, полу-мужчина, полу-женщина; она даже не могла с уверенностью сказать, приходится ли он ей теткой или дядей, однако была твердо уверена в его расположении к ней. По крайней мере, он должен был позаботиться о ее сыне.
Чем Тициано заслужил столь страшную смерть? Может быть, венецианец хотел украсть подлинного Луиджи и вернуть его матери?
Ворота Алькасара закрывались в шесть часов. Дрожа за жизнь Коризанды, Зефирина решила во что бы то ни стало уберечь ее от мести доньи Гермины.
Только в одном месте Коризанда могла быть в безопасности: подле мадам Маргариты, под ее покровительством. Среди слуг Зефирины возникло замешательство. Молодая женщина хотела отправить Плюш и Ла Дусера в Алькасар, но достойная мадемуазель Плюш и оруженосец отказались выполнить это приказание.
«Они никогда не покинут княгиню Зефирину, им ее поручили, они поклялись ее отцу, господину маркизу, и монсеньору, ее супругу…»
Наконец, было решено, что с маленькой Коризандой останутся Эмилия и Пикколо и будут опекать ее до тех пор, пока Зефирина вновь не займет свое место подле Маргариты.
Зефирина быстро заполнила пропуска Лануа; дабы убедиться, что все в порядке, она проводила дочь до самого Алькасара.
Расставаясь, она поцеловала ее с такой тоской и страстью, что все были удивлены, Зефирина предпочла не входить в крепость, опасаясь, что может опоздать к назначенному для свидания часу. Предчувствие подсказывало ей, что третье свидание будет самым важным.
