на древней родосской монете; кроме того, в археологическом музее Родоса имеется каменная голова Гелиоса, несущая черты Александра Македонского, и сбоку по окружности у ней имеются отверстия для вставки золотых (или позолоченных) прутьев, имитирующих лучи солнца. Такие же лучи просматриваются на обломке барельефа из собрания того же музея, изображающего не просто верхнюю часть Гелиоса, но, по утверждению А. А. Нейхардт и И. А. Шишовой, именно Колосса Родосского. Автору посчастливилось лично исследовать его и прийти к такому же убеждению. Дело в том, что Гелиос на барельефе держит правую руку прижатой ко лбу, словно всматриваясь в даль. Нейхардт и Шишова пишут: «Может возникнуть вопрос, почему правая рука статуи так тесно прижата ко лбу? Более торжественно было бы изобразить Гелиоса с рукой, простертой вперед или вверх. Придавая Гелиосу такую позу, скульптор, конечно, учитывал размеры статуи, ее колоссальный вес. Рука, простертая вперед, без поддержки, должна была обломиться под собственной тяжестью». Если отталкиваться от этого изображения, можно утверждать, что Колосс не был маяком, как его иногда изображают; кроме того, об этом умалчивают все древние авторы, а упомянутый в древнем стихотворении «светоч свободы» следует рассматривать как метафору. Далее: Колосс ни в коем случае не мог стоять на двух молах гавани так, чтоб между ног его проплывали корабли. Это фантастическое изображение, массово растиражированное ныне по всему Родосу, основывается на гравюрах эпохи Возрождения и более позднего времени и не имеет ничего общего с реальностью – расставленные ноги не могли бы вынести общей массы тела. Более резонно предположить, что Колосс мог бы иметь дополнительную опору в виде какого-либо предмета или ниспадающего с левой руки плаща, подобно тому, как лисипповский Геракл опирается на палицу. Наконец, вряд ли Колосс стоял на молу в гавани: античный порт Родоса Мандраки существует до сих пор, и, упади Колосс там, его обломки оказались бы в воде, что и противоречит словам Страбона о том, что статуя лежит на земле, и тому, что многие еще века его видели, что было бы невозможно, если бы Колосс рухнул с мола в воду. Тем более было б трудно сирийскому еврею вылавливать останки Колосса со дна гавани.
Остается два вероятных места, где мог бы стоять Колосс: либо у гавани, либо, что более вероятно, на месте дворца Великих магистров, где в античное время был храм Гелиоса: с этой возвышенности Колосс был бы виден с более дальних расстояний.
Ярчайшим образцом родосской скульптурной школы, дошедшим до нашего времени, является групповая статуя Лаокоона и его сыновей, обвитых змеями, по сюжету событий Троянской войны. Жрец Лаокоон препятствовал троянцам ввести в город знаменитого гигантского деревянного коня, в котором спрятались греческие воины во главе с Менелаем и Одиссеем, пророча беду, однако вышедшие из моря два гигантских змея удавили жреца и его сыновей. По одной версии, змеи были посланы дружественными грекам богами – скорее всего, Афиной или Посейдоном; по другой – их послал Аполлон, который, хотя и был на стороне троянцев, имел личный счет к своему жрецу Лаокоону за совершенное в храме непотребство (хотя Вергилий пишет, что Лаокоон был жрецом Нептуна, то есть Посейдона). Вот его прекрасные стихи из второй книги Энеиды – спасшийся из гибнущей Трои Эней рассказывает царице Дидоне:
Новое знаменье тут – страшней и ужаснее прежних —
Нашим явилось очам и сердца слепые смутило:
Лаокоонт, что Нептуна жрецом был по жребию избран,
Пред алтарем приносил быка торжественно в жертву.
Вдруг по глади морской, изгибая кольцами тело,
Две огромных змеи (и рассказывать страшно об этом)
К нам с Тенедоса плывут и стремятся к берегу вместе:
Тела верхняя часть поднялась над зыбями, кровавый
Гребень торчит из воды, а хвост огромный влачится,
Влагу взрывая и весь извиваясь волнистым движеньем.
Стонет соленый простор; вот на берег выползли змеи,
Кровью полны и огнем глаза горящие гадов,
Лижет дрожащий язык свистящие страшные пасти.
Мы, без кровинки в лице, разбежались. Змеи же прямо
К Лаокоонту ползут и двоих сыновей его, прежде
В страшных объятьях сдавив, оплетают тонкие члены,
Бедную плоть терзают, язвят, разрывают зубами;
К ним отец на помощь спешит, копьем потрясая, —
Гады хватают его и огромными кольцами вяжут,
Дважды вкруг тела ему и дважды вкруг горла обвившись
И над его головой возвышаясь чешуйчатой шеей.
Тщится он разорвать узлы живые руками,
Яд и черная кровь повязки жреца заливает,
Вопль, повергающий в дрожь, до звезд подъемлет несчастный, —
Так же ревет и неверный топор из загривка стремится
Вытрясти раненый бык, убегая от места закланья.
Оба дракона меж тем ускользают к высокому храму,
Быстро ползут напрямик к твердыне Тритонии грозной,
Чтобы под круглым щитом у ног богини укрыться.
Новый ужас объял потрясенные души троянцев:
Все говорят, что не зря заплатил за свое злодеянье
Лаокоонт, который посмел копьем нечестивым
Тело коня поразить, заповедный дуб оскверняя.
Без преувеличения можно сказать, что статуя Лаокоона воплотила сущность эллинизма с его гигантскими орудиями, строениями, крахом одних царств и стремительным возвышением других, с величием окрыленного человеческого духа и гения и ничтожеством того же человека перед объявившими себя богами потомками полководцев Александра Македонского, которые, облачившись в царственный пурпур, рьяно и самозабвенно травили и закалывали друг друга… Скульптура эллинизма – это комок нервов, «анатомия страстей», по выражению Ш. Пикара, торжество боли и ужаса. Это что-то совершенно новое по сравнению с таинственной улыбчивой архаикой и величаво-спокойной классикой. Без сомнения, скульптурная группа Лаокоона по стилю и экспрессии близка знаменитой гигантомахии пергамского алтаря.
Единого мнения о времени создания группы Лаокоона и авторах произведения не существует. Одно из них гласит, что сам Лаокоон был создан в эллинистическую эпоху, а скульптуры его сыновей – в римское время, два других, соответственно, отстаивают создание всей группы целиком в эллинистическое либо в римское время. Обсуждается вопрос, является ли эта группа, хранящаяся ныне в Ватикане, оригиналом или самой ранней копией утраченного бронзового оригинала; нет единого мнения, создал ли ее лично Агесандр или все же трудился вместе с Афинодором и Полидором – либо двое последних скопировали оригинал первого… При этом еще считается, что Афинодор и Полидор были сыновьями Агесандра. Эти вопросы, которые, возможно, никогда не удастся разрешить, не должны заслонять одного – ценности Лаокоона как одного
