ярко светящимися точками; когда девушки резко поворачивались, эти точки вспыхивали ярким пламенем. Впрочем, я знал, чем вызвано это свечение. Не впервые видел я, как красавицы тропиков цепляют на себя светлячков. Ибо это были светлячки, самые крупные и красивые представители своего вида,
кокуйо. Они нашиваются на платье и накалываются на булавки в волосах женщины. Такое украшение кажется жестокостью, но на самом деле это не так. Грудь и живот насекомого соединяются толстой чешуей, в которой имеется отверстие для иглы; таким образом, насекомое не испытывает никакой боли, словно сама природа предназначила его для такой цели. Когда их снимают с наряда, жуки не улетают. Кокуйо встречаются достаточно редко, особенно в городах, где за них платят большие деньги. Держат их в небольших коробочках, похожих на клетки для бабочек, и кормят сахарным сиропом.
Та, чьего появления я так долго ждал, «нья Рафаэлита», как говорят на своем жаргоне харокос, наконец показалась. Она сверкала огоньками светляков; я заметил, с каким вкусом они насажены на ее платье – звездами, полумесяцами и крестами по всей юбке. Двойной ряд насекомых окружал голову девушки ореолом; жуков удерживали на месте булавки, вколотые в широкую ленту в волосах; чернота лента делала сверкание насекомых особенно заметным. Никакие бриллианты не сравнятся с этой короной из живого огня, почерпнутого из сокровищницы природы. Ни одна королевская корона не могла выглядеть величественней, и не было королевы или принцессы прекрасней той, на кого была одета эта корона. Когда она взошла на платформу, на которой собирались танцующие, я увидел, что все взгляды в восхищении устремились к ней. Всюду слышались возгласы «Линда линдиссима» (красавица). Я знал, что это говорят о ней.
Касадор явно гордился приемом, оказанным его дочери. Иначе он не был бы харочо. В этой земле личные достоинства человека занимают место богатства и титулов. Все, на что могут рассчитывать местные красавицы, это природная красота.
Стоявший рядом со мной довольный отец сказал:
– Кабаллеро! Что вы думаете о моей Рафаэлите? Разве она не самая красивая мучача здесь?
– Конечно, – согласился я. И чтобы еще больше польстить ему, добавил: – Не только здесь, но во всем штате Вера Крус, насколько я могу судить.
Он казался обрадованным; хотел, чтобы я с ним выпил. Я отказался под предлогом, что хочу посмотреть танцы, которые уже начались под музыку гитары, скрипки и арфы. Я видел, что он и так уже слишком много выпил. Но он хотел еще и ушел без меня.
Танцы были разнообразные, некоторые старые испанские, андалузские.
Но были и чисто мексиканские, и один очень своеобразный, встречающийся почти исключительно у хароко. Называется он мачете и чамарра (нож и шарф). В каком-то смысле это сольный танец, хотя в нем принимает участие несколько человек. Но главная участница – и единственная по-настоящему танцующая – женщина. Стоя в центре площадки, она совершает множество подвигов Терпсихоры в соответствии со своими способностями. Один из зрителей, предположительно добивающийся ее милостей, выступает вперед и протягивает ей шляпу; женщина берет ее, не прерывая танца. Потом так же поступает второй; таким образом у женщины теперь шляпы в обеих руках. Третий соискатель одевает шляпу ей на голову – это ответ первому, бросившему вызов. Такой вызов – вполне достаточное основание для схватки. И не на кулаках, а на мачете; часто такие схватки заканчиваются смертью и всегда – кровопролитием.
Все это делается в честь женщины; большего комплимента она не может получить и именно так это и рассматривает. Теперь первый снова приближается к танцующей с чамаррой – шарфом из китайского шелка, который он сматывает у себя с пояса и ловко прикрепляет к плечу танцовщицы. Тогда выступает второй и прикрепляет к другому плечу мачете – таким образом вызов считается принятым. Во время этого представления каждый из соперников произносит несколько импровизированных фраз, обычно стихотворных; в них он выражает свое восхищение девушкой и бросает вызов противнику. И во время всего танца, сколько бы предметов на нее ни навешали, девушка ни разу не сбивается и не пропускает шага. Но вот танец заканчивается, шляпы, мачете и шарф возвращаются к своим владельцам; каждый выкупает свою вещь за определенную сумму, сопровождаемую пышными изобильными комплиментами. А потом начинается схватка.
Многие девушки уже выступили в этом танце мачете и чамарра, когда на площадку вступила Рафаэлита. Ее появление вызвало необычное возбуждение у зрителей; все стихли и смотрели только на нее, как на приму-балерину, после того как кончилось выступление кордебалета. Я заметил, что у нее среди молодых хароко немало пылких поклонников, и два из них весь вечер уделяли ей особое внимание. Всем было ясно, что еще до конца фанданго прольется кровь, как оно на самом деле и произошло. Но я забегаю вперед. Сомневаюсь, чтобы девушка когда-либо училась танцам, но танцевала она как баядера.
Ни одна профессиональная танцовщица, развлекавшая восточных принцев, не обладала такой грацией. Все харокос великолепно танцуют, и это умение кажется у них наследственным и вполне естественным. Девушка была молода, но кокетлива: впрочем, это тоже особенность ее народа. Однако кокетливость сказывалась только в ее манерах; но движения ее в танце, хотя и чувственные, что неизбежно у женщины с такой великолепной фигурой, тем не менее оставались скромными, показывая, что она нисколько не развращена. К тому времени как танец закончился, соперники уже продемонстрировали свой характер и смотрели друг на друга вызывающе и с ненавистью. У каждого были друзья и сторонники; соперники обернули серапе вокруг левой руки, создав из них нечто вроде щита, и объявили, что готовы. Некоторые женщины выглядели испуганно, они проявляли свой страх в различных восклицаниях.
Возбуждение достигло пика; в это время ко мне присоединился касадор, девушка держалась за его руку, он выглядел торжествующим, а она дрожала. Не знаю, от страха или от сожаления об этой схватке, которая может кончиться смертью одного из ее поклонников. Мне хотелось узнать, на чьей она стороне, и я спросил ее об этом.
– Который, кабальеро? – повторила она, очевидно, взяв себя в руки, потому что слова сопровождались презрительным изгибом губ. – Ни уно, ни отро (ни тот, ни другой).
– Но, наверно, один из них интересует вас больше другого?
Я указал на толпу, окружившую соперников.
– Нет. Здесь нет ни одного.
– А где?
– Не спрашивайте меня, сеньор капитан.
Ее взгляд заставил меня прекратить расспросы.
С меня хватит фанданго, и я хотел уехать. А она?
– Разве не пора возвращаться домой? – спросил я.
– Этого я и хочу, сеньор. Но отец… Боюсь, он еще не захочет уходить.
– Попробую уговорить
